Так я проводил свои бессмысленные дни, стараясь не особо задумываться о сути своего существования, как такового, до тех пор, пока в один прекрасный день все не изменилось настолько кардинально, что я вообще поначалу сомневался, что это правда, а не проказы какого-нибудь не совсем порядочного волшебника.
Не имея возможности устроиться на нормальную работу и приобрести более или менее престижную профессию, я тем не менее, еще десять лет назад научился печатать на компьютере, при чем очень быстро и грамотно и тем самым обеспечил себе довольно сносное в отношении заработка будущее, получив должность внештатного наборщика и верстальщика в одном из больших издательств. Конечно, работа со сложными и не всегда внятно написанными текстами давалась мне с трудом, в том плане, что от нее у меня обычно повышалось давление, но оплачивался такой труд вполне прилично, на повышение давления я уже давно махнул рукой, а поэтому своим новым призванием был доволен, раз уж судьба не предоставила мне никаких более симпатичных возможностей.
Раз в неделю большая, пожилая тетка с бараньими завитками на голове по имени Адель Самуиловна, работавшая в издательстве (ха-ха!) курьером, посещала мои “шикарные апартаменты”, для того чтобы не без отвращения посидеть пять минут в моей комнатке, передать мне новую рукопись или забрать старую вместе с флешками, сообщить последние сплетни и умчаться восвояси, звеня своими грудями-пельменями по длинной лестнице, в надежде больше никогда не встречать такое жалкое подобие человека, которое по ее мнению всегда представлял собой бедный несчастный я.
Раз в неделю меня удостаивала своим визитом моя домработница Нина Михайловна – женщина во всех смыслах слова видная и аппетитная, на которую я несомненно бы повелся, окажись она хотя бы лет на тридцать помоложе. Нина Михайловна – доблестный пенсионер и ветеран труда еженедельно вывозила из моей квартиры тонны грязи и пыли, делала закупки съестного для моих холодильника и желудка, устраивала большую стирку и глажку и даже иногда делала вполне модельную стрижку на бурной растительности волосяной части моей головы, и все было бы ничего, если бы эта золотая женщина не была глухой, как пробка и немой, как табуретка, что делало общение с ней практически невозможным. А поэтому что называется “А поговорить?” мне было совершенно не с кем. Не говоря уже обо всем остальном.