В крошечной тайной комнате стало немного уютнее, чем в тот день, когда она впервые ее посетила. Эванджелина не знала, осознает ли Аполлон, что его окружает, но на всякий случай попросила его личных стражников немного оживить комнату. Теперь ледяные полы были устланы толстыми коврами бордового оттенка, на каменных стенах появились картины с красочными лесными пейзажами, и сюда также принесли удобную кровать с балдахином и бархатными портьерами.
Эванджелина хотела, чтобы Аполлон находился в своих покоях, где пляшущее в камине пламя разогнало бы холод и подарило ему тепло, где можно было бы распахнуть окна, чтобы избавиться от тяжелого спертого воздуха. Но Хэвелок сразу отверг эту мысль, считая перемещение принца рискованным.
Замерший у подножия лестницы стражник поприветствовал Эванджелину кивком головы, а потом тихо заговорил с Хэвелоком, давая ей побыть с принцем наедине.
В груди у нее вдруг стало так щекотно, будто там встрепенулись и запорхали бабочки. Эванджелина надеялась, что сегодня состояние Аполлона изменится, но он по-прежнему находился в состоянии вечного сна.
Аполлон так и не пошевелился, а его застывшее тело словно олицетворяло несчастливую балладу о Севере. Его сердце едва билось, а оливковая кожа под ее пальцами ощущалась холодной. Карие глаза были открыты, но некогда пылкий взгляд стал тусклым, безжизненным и пустым, как осколки морского стекла.
Эванджелина склонилась над Аполлоном и осторожно убрала прядку темных волос с его лба, отчаянно надеясь, что он вот-вот пошевелится, моргнет или, может быть, сделает вдох. Она нуждалась хоть в одном крошечном знаке, чтобы продолжать верить в то, что Аполлон вернется к жизни.
– В письме ты утверждал, что всегда будешь бороться. Прошу, борись, постарайся вернуться ко мне, – прошептала Эванджелина, склонившись над его лицом.
Ей было неприятно касаться его безжизненного тела. И все же Эванджелина помнила, что когда сама обратилась в каменную статую, то искренне желала почувствовать хоть одно прикосновение или тепло человеческого тела. И это она могла подарить Аполлону.
Обхватив ладонями его восковые щеки, Эванджелина коснулась губами его неподвижных губ. Они оказались мягкими, но ее смутил их вкус – несчастного конца и проклятий. И тем не менее даже поцелуй не пробудил Аполлона.