Баллада о проклятой любви - страница 27

Шрифт
Интервал


Люсьен явно позаботился о том, чтобы в солнечной комнате стало темнее, чем в оживленном коридоре. Убывающая луна подглядывала в высокие окна, добавляя помещению атмосферы загадочности, но почти не освещая ее. В канделябрах стояли зажженные свечи, но дыма от них исходило больше, чем столь нужного сейчас света. Комната тонула в таинственной дымке, которая могла бы заинтриговать других, но Эванджелину заставила лишь настороженно замедлить шаг. Она огляделась по сторонам. Солнечная комната была погружена в мягкий полумрак, кроме зоны перед зажженным камином, где в кресле с широкой спинкой сидел принц, вертя в пальцах ободок золотой короны.

– Добрый вечер, – нарочито дружелюбно произнесла Эванджелина, делая еще один шаг к камину, в котором потрескивали янтарные языки пламени. Стоило ей подойти ближе, как ноги внезапно ослабели и едва не подкосились.

Молодой человек перед ней не был наследником. На самом деле его уже и человеком нельзя было назвать. Он выглядел неестественно прекрасно. Глаза его сверкали слишком ярко, невероятно острые скулы, способные разрезать даже алмаз, приковывали взгляд, а золотисто-коричневая кожа словно светилась изнутри.

Он был вампиром.

И первым парнем, которого Эванджелина полюбила.

6

Люк криво усмехнулся, продолжая крутить в пальцах золотую корону, словно это не ценная вещь, а простая игрушка.

– Здравствуй, Эва.

Эванджелина сжала руки в кулаки.

Еще совсем недавно она бы бросилась ему на шею. Еще совсем недавно она бы почувствовала тоску от любви к нему. Но сейчас ей хотелось лишь швырять в него что-нибудь тяжелое или острое, что-то, что причинит боль ему.

Когда-то Эванджелина думала, что выйдет замуж за Люка, за свою первую настоящую любовь, но в их последнюю встречу он был заперт в клетке, проходя церемонию обращения в вампира. Джекс предостерегал ее, не советовал спасать его, но она доверилась своему сердцу. Она помогла ему выбраться из клетки, а он в благодарность едва не разорвал ее горло зубами.

– Что ты здесь делаешь? – хмуро спросила Эванджелина.

Люк фыркнул:

– Еще злишься из-за той ночи?

– Имеешь в виду ту ночь, когда едва не растерзал меня?

– Все было не так. Ну, может быть, отчасти, – ухмыльнулся он, обнажая острые клыки, будто они были обязательным аксессуаром наравне с блестящими карманными часами, подходящими под его камзол из черного бархата с кроваво-красной вышивкой.