– Какая же противная погода в этом году, – недовольно сказала я, откладывая вышивку. – Уже Праздник дракона [52] прошел, а снег все идет и идет. Боюсь, что все цветы погибнут из-за холода.
– Госпожа, еще осенью евнухи укрыли все цветы соломой, – успокоила меня Лючжу. – Они не должны замерзнуть.
Я улыбнулась в ответ и вернулась взглядом к платку, на котором вышивала иволгу. Тут до моих ушей донесся звук, очень похожий на те, что издают тяжелые повозки. Это было странно, потому что дворец Танли располагался в удалении от центральной дороги, и было неожиданно услышать такие звуки поздним вечером. Когда я подняла глаза, то увидела, что Цзиньси встала со стула и приняла почтительную позу.
– Госпожа, это звуки повозки Фэнлуань [53], – негромко сказала она.
Я потеряла дар речи. Повозка Фэнлуань была специально создана для того, чтобы отвозить во дворец императора ту наложницу, с которой он хотел разделить ложе.
Я прислушалась. Звуки становились все ближе. Уже можно было различить позвякивание колец, украшающих повозку. А потом я услышала женский голос. Женщина пела. И пела она очень красивую песню, которую сочинили здесь же, в гареме: «В печи горит сандал и черный уголь. За жемчужной занавеской падает снег. В покоях императрицы поднимают бокал вина за долголетие. Феникс и дракон сплелись на торжественном одеянии».
– А она красиво поет. Теперь понятно, почему она так понравилась императору, – я по достоинству оценила талант наложницы Юй. – Не зря ей дали новое имя «Волшебная музыка».
Сяо Юнь, услышав мои слова, опустил голову и прошептал:
– В гареме запрещено громко петь после наступления темноты.
– Это доказывает то, насколько сильно ее любит император, – сказала я, не отрывая взгляда от вышивки.
Больше никто ничего не говорил. Тишину нарушал лишь треск угля в жаровне да завывания холодного северного ветра за окном. Вдруг издалека раздался смех. Это был надменный смех женщины, которая знает себе цену. Ветер разнес его по всем переулкам и дворам гарема…
Я впервые услышала звук, который издает повозка Фэнлуань, и он показался мне приятным. Не знаю, сколько наложниц привлечет к окнам звук повозки, пока та будет ехать до дворца императора, ведь она стала символом надежды, разочарования, женских слез и веселого смеха. Я была уверена, что очень многие в гареме стояли по вечерам у окон и надеялись, что эта повозка остановится у ворот именного их дворца и повезет их к императору. Я вспомнила, как в детстве мы с братом стояли под окнами западного флигеля и слушали, как наставник читает вслух стихотворение Ду Му