– Отпусти, – завизжал Койт, добавив более спокойно, – меня поймают и на консервы…
– Это конечно, это вот непременно… – большой человек поставил Койта на тротуар, но, как мальчишка ни извивался, не отпускал, – херувимчик в собственном соку…С кого брюки-то снял, бродяга…
Койт бессильно заплакал, как он не плакал уже давно.
– Нет, – продолжал болтать чушь большой человек, – если пропадёт такой херувимчик, Аркадий мне не простит. А ну, быстро подымай руки вверх!
Он отпустил Койта и раскрыл молнию на сумке. Койту бы кинуться прочь, но он как заговорённый остался стоять на месте с поднятыми вверх руками. Из сумки выпорхнуло платье, синее в белый горох, с круженными воротничком и манжетами, с кружевной оборкой, кружевами же по подолу, приятно пахнущее. И было оно длинным, до мостовой И это платье как по волшебству скользнуло сверху на Койта, моментально превратив его в чумазую белокурую девочку. Тут же подоспела широкополая шляпа в белый горошек, скрывшая под широкими полями чумазую физиономию.
И, чёрт возьми, вовремя. Из-за угла, откуда раньше выбежал Койт, вылетела пара хлыстовских четырёхвинтовых дрона. Они начали стремительно набирать высоту, удаляясь прочь. А на священика и его теперь уже спутницу сверху спланировал дрон помассивнее, губровский, не иначе. Койт опустил голову, а его спаситель посмотрел прямо в глазок камеры, и так осуждающе и грозно, что дрон, слегка дёрнувшись, тоже взмыл в небо. Священник взял Койта за руку и повёл вокруг площади, постепенно оживающей людьми и машинами, к собору на другой её стороне, потонувшему в стройматериалах и лесах. Они прошли мимо вереницы строительных дроидов, мимо бытовок, откуда пахло жаренной картошкой с луком, и нырнули в щель приоткрытых ворот к двухэтажному напечатанному дому с крестом над крыльцом.
Глава 3.
Сбоку от святого Эгидия
Каждая настоящая страна в дни войны, в годины социальных потрясений или свалившихся на её долю природных катаклизмов всегда ищет точку опоры, стержень, идеологический цемент, связывающий воедино всё общество, маленьких людей-кирпичиков в непробиваемую стену. И как бы не долбили боги из артиллерии небес, как бы не обстреливали враги из земных орудий, если есть связующие скобы, идеологический быстротвердеющий раствор, тут же появляются ловкие каменщики, заделывают бреши новыми кирпичами, и так может продолжаться годами и десятилетиями, такое государство, особенно если есть ресурсы и природные и людские, свалить себе под ноги тяжело. День и ночь из всех рупоров горнорудной республики разного рода патриоты, историки и просто пропагандисты лили нескончаемый поток проклятий на коварных врагов, напоминая, что именно они, люди горнорудной республики, были первыми завоевателями Терры-три, именно они терпели невзгоды и бедствия первых лет освоения. А уж потом появились тут всякие, кто теперь претендует на «наше кровное», те, кто хотят лишить республиканцев свободы, истории, гордости, языка, достатка и прочего, прочего, прочего… Доля правды в этих речах несомненно была. Но с противоположной стороны тоже была своя правда. И никто, несмотря на кровопролитную и затяжную войну, общей правды искать не хотел. Пока что хватало и кирпичиков, и каменщиков, и раствора.