– Нет, – холодно отвечаю, взяв себя в руки. – Этого никогда не будет.
– Уверена? – В его голосе вновь появляются издевательские нотки. – У тебя ведь дочь малышка, – знает больные места и безжалостно лупит по ним.
– Что с ней? – Сердце замирает в груди.
– Не знаю, – разводит руки в стороны. – Но если тебя посадят – ей светит детдом. Хочешь такой судьбы своей дочери?
Мне нечего ответить. Одним махом он разбил меня. Уничтожил. Как с ним бороться, я просто не представляю.
– Времени тебе до завтра, иначе делу будет дан ход.
Проходит к двери и громко бьет по ней кулаком.
– Мы закончили.
Вздрагиваю и прикрываю глаза, пытаясь не разрыдаться прямо здесь и сейчас. Только не при нем.
* * *
Сижу на нарах и мерно раскачиваюсь вперед‑назад, чтобы хоть как‑то успокоиться. До сих пор колотит от пережитого стресса так, что зуб на зуб не попадает и слезы нескончаемым потоком текут из глаз. Как я могла так вляпаться? Какая же я дура! Поверила сладким речам Михаила и так больно обожглась.
– Ну что ты все воешь и воешь? – слышу грубоватый голос одной из сокамерниц и поворачиваюсь в их сторону. Три пары глаз настороженно рассматривают меня. Этого еще не хватало для полного счастья. Веду плечами, скрывая нервную дрожь, и громко шмыгаю.
– Ну вот, навела нам тут сырость, – скрипит вторая, поднимается и идет в мою сторону. Забираюсь с ногами на кровать и забиваюсь в угол.
– Пожалуйста, не надо, – зажмуриваюсь и утыкаюсь в свои колени.
– Не надо «что»? – Чувствую, как кровать под ее весом прогибается, и инстинктивно начинаю дрожать еще сильнее. В памяти сразу всплывают слухи и кадры из каких‑то криминальных сериалов, где самого слабого в камере избивают.
– Эй, девонька, – подключается третья. – Посмотри‑ка на меня.
Нехотя поднимаю голову и распахиваю веки. Все трое уже около меня, но в их лицах нет ни агрессии, ни злости.
– Что у тебя случилось? Ты нам расскажи, может, сможем помочь, хотя бы советом, – говорит третья и тоже впихивается на мою узкую кровать.
– Да‑да, расскажи, – подключается вторая.
– За что тебя сюда упрятали? – и первая не сбавляет натиск.
– Меня подставили, – вновь шмыгаю, сдерживать слезы не получается. – Я ничего ни у кого не крала, – качаю головой, отрицая такую возможность в принципе.
Они переглядываются между собой и снисходительно усмехаются. Не верят. Никто не поверит. Даже слушать не будут.