– Ты – сосуд, ты – пробуждение, – шипели они, касаясь Грак’зула щупальцами из пепла.
Орк попытался встать, но трон удерживал его, как корни тысячелетнего дерева. Вместо ног у него теперь были Корни Жажды – черные, узловатые отростки, врастающие в пол. Он потянулся к ножу, все еще торчащему из плоти пола, но лезвие рассыпалось при касании, превратившись в рой серебряных мух, которые впились в его кожу, оставляя надписи: «Ты принадлежишь им». Внезапно стены Чрева Сновидца разорвались, открыв Проход Склеенных Снов. Туннель, выстланный ребрами, между которыми висели капли застывшей боли, вел вверх – туда, где мерцал свет, похожий на отсвет гигантской раны. Грак’зул пополз, корни волочась за ним, оставляя борозды в полу. Каждое движение отзывалось эхом в его новом теле: кости скрипели, как двери в заброшенных храмах, а мышцы горели, словно их поливали кислотой. В конце туннеля его ждал Зал Разорванных Зеркал. Осколки, размером с горы, висели в воздухе, отражая не Грак’зула, а версии его самого: орка, сгорающего в лаве, орка, правящего армией теней, орка, ставшего горой, чьи склоны пропитаны кровью. В центре зала на троне из сломанных крыльев сидела Мать Шепчущих Теней – существо с телом женщины-насекомого, покрытым хитиновыми пластинами, и лицом, состоящим из сотни ртов.
– Ты пришел за правдой, – заговорили рты хором, и каждый звук оставлял трещину в воздухе. – Но правда съест тебя раньше, чем ты поймешь ее вкус.
Грак’зул не ответил. Вместо этого он вырвал один из своих корней и бросил его в ближайшее зеркало. Осколок взорвался, выпустив Стражей Молчания – существ без глаз, с кожей из пергамента, исписанного запретными молитвами. Они двинулись к нему, их пальцы, острые как стилусы, царапали пол, высекая искры. Орк схватил ближайший осколок зеркала. Отражение в нем – он сам, но с глазами, полными звездного пепла – улыбнулось и прошептало:
– Разбей нас всех, и ты увидишь.
Грак’зул разбил осколок. Зал содрогнулся, а Мать Шепчущих Теней взвыла, ее рты истекали черной смолой. Тени смешались со светом, и орк упал в Бездну Отражений, где каждое падение рождало новую версию его пути. Очнулся он в Пещере Спящих Сердец. Стены здесь бились, как груди исполинов, а под потолком висели сердца – огромные, покрытые шипами, соединенные жилами в единую сеть. В центре пещеры стоял колодец, наполненный не водой, а сгустками тьмы, из которого доносился звон цепей. Череп, давно рассыпавшийся в прах, внезапно зашептал снова – голосом самого Грак’зула из прошлого: