– Я брюнеток не люблю, – Иван Петрович подал голос из-под кровати.
– Сами вылезете, или мне вытаскивать?
Иван Петрович высунул ногу, Аксинья ухватилась за неё и выложила Ивана Петровича в кровать:
– Что разве плохо было? Стоило сопротивляться?
Иван Петрович кряхтя залез на подоконник и спрыгнул на стоящую внизу лошадь. «Может остаться?» – лениво подумал он, – «зачем мне неизвестная Аглая, когда я здесь на полном обеспечении?»
Казак хлестнул лошадей и они понеслись вскачь, спасать Аглаю.
– Как тебя зовут, мой помощник?
– Гришка я, забыли, что ли? Неужто Вам Аксинья память отбила?
– Да нет, я просто задумался. Забыл, какая она Аглая?
– Блондинка, а что?
– Тогда нормально.
– Помните, как Вы по ней сохли? Серенады под окнами пели.
– А где она теперь?
– Как где? На балах. Кавалера выбирает.
– Я танцевать не умею, – пригорюнился Иван Петрович.
– Не поспешите, так она другого выберет. А Вы без неё жить не можете. Руки грозились на себя наложить, если Аглая другому достанется. А танцевать, что там сложного? Шевелите себе ногами, будто в стремена вскакиваете. Все сами от Вас побегут. Останетесь в танцевальном зале один. Аглая сама в Ваши руки упадёт.
Увидев в танцевальном зале Аглаю, Иван Петрович расстроился:
– Это же моя жена. Чего её спасать? Она дома сидит, младенца кормит.
Тут к Аглае подлетел молодой красавчик с кривой саблей на боку. Аглая вспыхнула и засветилась, как новогодняя ёлка:
– Григорий Аполлонович, Вы?
– Как не я, я – собственной персоной. Изволите Вас на танец вывести?
– Я с удовольствием.
– Кто это Вас из-за угла высматривает? Смотрите, сейчас шею свернёт.
– Да это сосед наш, Иван Петрович. Каждый день серенады под окном поёт, в музыкальное готовится. Он со своей крепостной Аксиньей балуется. Кричит она по ночам, всю округу будит. Просто невмоготу. Не выспишься. Скорей бы уехали.
Иван Петрович глазам своим не поверил. Его жена, оказывается, не дома сидит, а по балам шастает, красавчикам глазки строит. Подбежал к ней Иван Петрович, приобнял:
– Пошли домой, нечего развлекаться. Младенец с утра до вечера орёт, твоего молока требует.
– Какой младенец? – ошарашенно спросил Григорий Аполлонович, – что же Вы, Аглая, о Вашем несчастье умолчали? Негоже так. Я чистую барышню в жёны подыскиваю. А Вы вот, совсем не та. Некрасиво с Вашей стороны.