Жили поначалу у родителей мужа, всё честь по чести. Да, жилплощадь маловата, но у кого она в семидесятые годы прошлого века была большой?
Ну, ссоры с последующими милованиями, ну, определённые напряги со свекровью и свёкром, ну, пелёнки-распашонки и бессонные ночи – через это все проходят. Не все удачно, но здоровое, терпеливое и вдохновенно среднестатистическое большинство преодолевает трудности первых лет семейной жизни вполне сносно.
Мы с женой преодолели, хотя много чего можно вспомнить – три места жительства сменили как-никак.
Но по большому счёту всё это мелочи, которые только закаляют. Точнее, делают терпеливее, что самое главное в этой нервной и беспокойной жизни. Без терпения в ней никуда.
А вот Тимохины чего-то не вытерпели. И вроде Сергей не очень-то выпивал, и вроде родители его не больно-то докучали, а ребёнок, сынишка Пашенька, так и вовсе молчун редкостный и жуть какой дисциплинированный – ни разу не пискнул за всё младенчество – а всё равно не сложилось.
Собрала Маша как-то раз вещички, взяла в охапку сына – да и переехала к папе с мамой. Аккурат на соседнюю улицу, что в пятнадцати минутах ходьбы.
И Сергей потом за ней приходил не раз, а уж его родители так чуть ли не каждый день наведывались. Возвращайся, кивают ей, чего ты?
А она сидит в углу, в окно смотрит и не отвечает.
Постоят родственнички в коридоре, порой и чай попить не откажутся, снова бросят снохе – ну чего ты там вся из себя какая!? – и домой потопают.
А Мария всё молчит и молчит. Даже собственным родителям двух слов не молвила.
Теснота у Колтуновых не выразительнее, чем у Тимохиных. Там пять человек на двушку, и здесь. У Маши старшая сестра Анна уже замужем, оперилась, отдельное жильё и твёрдая почва под ногами, зато младший брат Валерка ещё школьник. Пространство занимает.
Но у мужа теснота естественнее и с перспективой – молодая семья рано или поздно вырвется на простор. А здесь – надрывнее и глуше.
Но она – ни в какую. Не вернусь – и всё. Нажилась. Хватит.
Впоследствии Павел понял: вот эта тихая, но принципиальная гордость, что вынудила его отвергнуть человечество и возвыситься над ним ради его спасения, она у него от матери.
Та тоже себе на уме была. Если словит на что обиду – никогда не забудет и не простит. С сестрой Аней двадцать лет не общалась буквально из-за одного брошенного той слова – а какого, уже и не вспомнить – до собственной смерти.