Пора. Идти мне пора. В самом деле, Бран верно подметил, сидеть в одиночестве, по меньшей мере, голодно. Первый завтрак в салоне скоро закончится, а до ланча далеко. Если поторопиться, успею. Сегодня фрикадельки в медовом соусе, м‑м‑м… ням! Ох! Потом на трепанацию к магистру Олафсену и на распятие к пастору Шуллю, пусть подавятся. Иначе в покое не оставят. Остальное время мое. Отвоеванное, отбитое в боях, отскандаленное, отбояренное, отчужденное в личную собственность, мое время! Я вернусь, сяду вот сюда, на этот стул, к этому столу, и продолжу мою Книгу. Продолжу говорить мою Книгу. Мою единственную Книгу. Сотворение мира от Барбы Мендл… есть очень хочется…пшш‑хххл…»
ГЕНЗЕЛЬ. Бог послал Вию Ивановичу в компанию двойняшек… Сразу двух, не по отдельности. Вообще‑то с некоторой долей приятия он относился только к одной, к старшей Тонечке, сестру ее, Валерию, нельзя сказать, чтобы терпеть вовсе не мог, но благовоспитанно выносил ее общество исключительно ради осознанного желания угодить второй половине. Хотя, как раз условно‑старшая Тонечка была не красавица, угловатенькая, страшненькая, какая‑то чересчур уж крепенькая для нежной женской стати. Не то, чтобы мужеподобная, нет. Скорее, скроенная не ладно, но с дальновидным запасом физической прочности. В памяти всякого, взиравшего на ее формы, всплывал невольно сравнительный эпитет «кобыла». Во внешности ее вроде бы имелось все то же самое, что и у младшей сестры, и синие глаза, и темные с траурным отливом волосы, но… Сравнения, даже предвзятого, с чеканной красотой Валерии не выдерживала ни в малейшей степени, словно сюрреалистическая карикатура на рафаэлевский сюжет. Так бывает, если при искусственном оплодотворении случайно приживается второй «объект», про запас, с вариативной генетической формой, и то сказать, Тонечка обладала куда более стойкой, просто‑таки несокрушимой физической выносливостью и неубиваемым душевным равновесием, и, как порой казалось Вию Ивановичу – несмываемым с лица показным добродушием. Адаптационные перспективы выше были именно у нее. Но кому какое дело, если вид неказист. Всякий родитель предпочтет красивую дочку‑стерву, пусть и менее стойкого здоровья, топорно сработанной простушке‑кобылке, потому – что в перспективе желает счастья своему ребенку. Вот и в паре двойняшек будто бы распределились изначально роли: вечной королевы и ее бессменной компаньонки‑охранительницы. С другой стороны, обе оказались в конечном счете здесь, на «Лукошке», и нельзя утверждать, что социальные и карьерные притязания Валерии сложились хоть сколько‑нибудь более выдающимися образом, чем действительно успешная стезя вроде бы скромной Тонечки. Дело обстояло с точностью до «наоборот».