– Павлик, подойди ближе, – позвал мальчика Виктор Ильич.
Мальчик нехотя оторвался от матери. Он не понимал, зачем его притащили в этакую глушь на могилу погибшего писателя. Конечно, круто, будет, чем похвастаться… но зачем?
– Присядь, – сказал Виктор Ильич. – Пытаешься понять, почему ты здесь, да?
Павлик кивнул.
Виктор Ильич посмотрел на Надежду Олеговну и задержал взгляд на Наташе, матери мальчика. Та чуть заметно кивнула.
– У меня есть кое-что для тебя, мой мальчик. Закрой глаза.
Мальчик подчинился.
Виктор Ильич успел вложить в руки паренька дневник Александра Клинова, когда внезапный порыв ветра едва не снёс со скамейки подростка. Павлик вскрикнул. Его мать всполошено подскочила к сыну. Но Виктор Ильич взмахом руки остановил её, уловив во вскрике мальчика не испуг от внезапности, а удивление. Мальчик открыл глаза и посмотрел на Виктора Ильича.
– Это дневник моего папы, – скорее констатировал факт, чем спросил Павлик, и прижал самодельный томик к груди.
Виктор Ильич кивнул.
Павлик отжал книгу от груди, посмотрел на неё и не по-детски нахмурил лоб:
– Я не понимаю…
– Продолжай, – как мог ласково сказал Виктор Ильич.
– Не понимаю, почему мама не дала мне папин дневник дома. Почему… – Павлик окинул взглядом могилу и посмотрел на мать, – здесь?
Наташа растерянно уставилась на Виктора Ильича. Виктор Ильич снова успокоил её жестом, и мягко, но настойчиво развернул ребёнка к себе лицом.
– Здесь похоронен твой настоящий папа, – сказал Виктор Ильич.
Глаза мальчика округлились.
– Тот человек, что бросил вас с мамой, когда тебе было четыре, не твой отец.
– Мама? – Павлик потрясённым взглядом снова воззрился на мать.
По лицу Наташи катились слёзы.
– Послушай крестного, сынок, – сказала Наташа, безуспешно давя всхлип. – А я тебе потом расскажу…
Надежда Олеговна притянула к себе Наташу, успокаивая.
Павлик посмотрел на крестного. Тот кивнул, и заговорил:
– Ты молод, мой мальчик! Но ты уже достаточно взрослый, чтобы иметь право на правду. Если бы тебе рассказали раньше – ты бы не осознал, если бы позже – не понял, почему не рассказали раньше. Я тоже был пацаном и знаю, что такое переходный возраст. И сейчас я не хочу лукавить. Тебе предстоит много узнать в этой жизни, совершить уйму ошибок и учиться на них, и исправлять их. Так устроен человек – он воспринимает только свои ошибки. Но некоторые ошибки человек исправить уже не может, как бы он ни старался, как бы ни сожалел, сколько бы ни пролил слёз – не сможет. И такие ошибки часто губят жизнь, потому что не поддаются смирению. Несмирение – практическая смерть при жизни. Особенно, если это касается любви… Тот человек, чей дневник ты держишь, очень любил твою маму и совершил свою ошибку лишь потому, что был чересчур благородным… Надеюсь, когда ты прочитаешь дневник, ты не совершишь ошибку и не станешь кого-то винить или ненавидеть. В мире много чудес, самых невероятных, но они открываются только людям с чистым сердцем. Сейчас твоё сердце чисто. Не очерни его, и ты всегда сможешь увидеть чудеса этого мира, скрытые от большинства людей! Уж я-то это точно знаю, – Виктор Ильич видел, что проповедь его пошла впрок и улыбнулся, подмигнув мальчугану. – Усёк?