Все хотят оставить после себя «след», потому что все когда-нибудь умрут. И все ужасно боятся умирать, поэтому обретают бессмертие через свои дела, а главным образом, через своих детей. Размножение – это реализация инстинкта бессмертия смертной клетки. Вероятно, я бессмертна, потому что инстинкт размножения отсутствует во мне напрочь.
Во мне есть какие-то иные инстинкты, продиктованные физиологией, которые с возрастом кажутся мне всё более отвратительными. Не то чтобы я мечтаю спариваться, но моя плоть жаждет эротической власти над собой другого человеческого существа, преимущественно мужского пола.
Пятница, вечер, тоска, воспоминания, ускользающая молодость, утраченная, нет, попусту растраченная юность… красное вино…
После полуночи мысли заиграют по-новому. Я буду стыдиться их утром. Я не знаю, как поступить. И я устала думать.
Почему я не могу себя представить в облике жены. Это уж точно не моя роль. И дело не во множестве печальных примеров семейной жизни перед глазами, а в чём-то ещё.
Должна бы случиться любовь, зависимость, неизбежность. И всё должно было бы кончиться, но всё началось заново. Сердце обнулилось.
С этими мыслями я шла в октябрьскую пятницу с работы. Мне стало зябко, как будто я попала под проливной дождь в ветреный день. Плечи опустились, спина округлилась. Глаза наполнились слезами, которые словно линзы покрыли зрачки, так что пространство передо мной чудовищным образом искривилось, и если бы этой дорогой я не ходила бы прежде сотни раз, и оттого не помнила бы её наизусть, я сейчас не смогла бы ступить ни шагу. Я не позволяла слезам течь, так что они несколько минут пеленой стояли в глазах, а потом хлынули по щекам, и нельзя было их остановить. Распущенные волосы спутывались и электризовались, руки замерзали, дышать было трудно. А желанная темнота никак не наступала.
Мы должны были встретиться сегодня с подружками, но всё отменилось из-за парней и мужей. Мне и так в последнее время было нестерпимо одиноко, и эта встреча была для меня надеждой почувствовать, что я ещё кому-то нужна и интересна, но я снова оказалась одна. Я была предана, обнажена и выставлена на посмешище безумной толпе, которую я презирала всем сердцем в этот момент. Во мне что-то сломалось. Надо мной словно смеялся весь мир.
Внезапно приступ прекратился. Я отёрла от слёз лицо, поглубже утопила голову в капюшоне и зависла, глядя на мелькание фонарей в окне троллейбуса. Всё закончилось: грусть, мысли, слёзы, и дорога в какой-то момент тоже закончилась. Но я знала, что день-другой спустя приступ повторится: по какой-нибудь другой причине я непременно вскоре разрыдаюсь. Теперь это для меня норма. Мои слёзы просто ищут повода, но созрели они уже давно.