Сквозь перистые рваные бинты
меня несет под воспаленным солнцем
за тридевять, досрочно, наобум.
Под звуки гаммы рвутся быль и небыль.
Впервые рада вылететь в трубу –
в нее в момент свернулась полость неба,
и глас трубит восход – иже еси!..
Но до‑мажор завис всего в полтоне
от выхода – буксует нота си,
а глас фальшивит и летально гонит.
Hе выход запасной – простой исход,
логичный, будто эхо после крика,
и небо – не вокруг, не над, не под,
оно – внутри мигает аварийкой…
Тоннель, воронка, вОроны, стрижи…
Пульсация секунд, свет – ближе, ближе…
Но кто‑то в белом требует: дыши!
И кто‑то рядом молится: живи же!..
Крепки узлы. Тягуча пелена.
Невнятны голоса, размыты лица.
Отчетлив кот, глядящий из окна
вслед улетевшей нерожденной птице.
Чужая
Я больше не приду сюда –
ни в этот двор, ни в эти стены,
где постоянно переменны
удача, ветер и судьба,
где столько лет за кругом круг
меня вели чужие боги
и отжимали грубо соки
вращеньем будней‑центрифуг,
где плющ крадется по крыльцу
и умирает у порога,
где дождь – холодный недотрога –
руки не даст, бьет по лицу,
где солнце медленно за шкаф
сползает, прячась в пыль вселенной,
и, улыбаясь лицемерно,
слепит врасплох, исподтишка,
где окна – тихая вода –
так глубоки, темны и немы…
Чужая жизнь, чужая тема.
Я больше не приду сюда.
Здравствуй…
Мы встретились. Паршивых две овцы. Два комика из пошлой оперетты –
напившиеся августа глупцы. Две рыбины из высохшего лета.
Настроим звук и наведем мосты. Заглавие останется в кавычках.
Mы будем говорить до темноты о чем угодно, только не о личном.
Изгибы улиц подчеркнет неон, и вечер будет плыть, шуметь и петься,
a твой невозмутимый баритон – взрывать мое смеющееся меццо…
Придут счета, дожди, осенний грипп. Hад линиями Наска древних инков
парить под солнцем будет пара рыб, считая друг у друга чешуинки.
Шершавым языком из рыбьих кож залижет время будние печали.
Но все же ты когда‑нибудь уйдешь. А может, я, хвостом вильнув, отчалю.
И воздух станет сразу тяжелей, и кто‑то, спотыкаясь о пороги,
где лУны абразивных фонарей шлифуют мокрых улиц водостоки,
пойдет по кнайпам, пО миру, в народ. Забьет крест‑накрест зону циферблата,
отрежет дреды, чешую сорвет и забинтует тайные стигматы.
Он будет пить и осенять крестом веселую подвыпившую паству…
Но по сюжету это всё – потом.
Сейчас – вокзал, перрон, глаза и… "Здравствуй…"