Елена помнила царя Ланна столь отчетливо, словно их первая и единственная встреча была днем раньше. Высокий, плотный мужчина, чья широкая спина и массивные плечи внушали уверенность и силу, стоял перед нею, словно олицетворение самой королевской власти. Его светлые волосы, ниспадавшие волнами, казались частью золотой короны, которая будто бы сливалась с его прядями, делая её неотделимой от сущности самодержца. Голубые глаза царя были ясными и глубокими. В них светились мудрость и доброта, как у человека, что нес тяжесть власти, но не утратил человечности. Его улыбка, мягкая и искренняя, лежала на губах, словно он никогда не позволял суровости затмить тепло, которым он щедро одаривал окружающих.
Когда юная княжна Елена, тогда всего тринадцати лет от роду, склонилась перед ним и прикоснулась губами к его царскому перстню, Ланн сразу же протянул свою большую, тёплую руку и легко поднял её на ноги. В его движениях не было высокомерия – напротив, он поднял её так, будто считал равной, достойной внимания и уважения.
– Ох, как бы я хотел, чтобы у меня была дочь, – прогремел в стенах светлого, залитого теплым полуденным солнцем тронного зала его хриплый, но ласковый голос. – Такая же красивая и умная, как ты, дитя. Она была бы прекрасной царицей.
Его слова запали в душу Елены, тогда ещё девочки, испуганной блеском и величием двора. Она помнила, как его светлые глаза, окутанные добродушной задумчивостью, изучали её. Ланн казался ей исполином, защитником, который мог вместить весь мир в свои объятия.
Рядом с царём стоял его сын, тогда ещё подросток. Долговязый, нескладный, он выглядел скорее тенью своего великого отца, чем наследником его трона. Золотой кафтан блестел на нём, но не скрывал резких, угловатых черт. Эгрон держал руки за спиной, с холодным, почти брезгливым выражением на лице, глядя на княгиню и её дочь, приехавших из Запада. Взгляд его больших серых глаз был наполнен высокомерием и скрытой ненавистью. Когда его отец произнёс тёплые слова о Елене, мальчишка стиснул зубы так, что это было видно. Гримаса злости исказила его лицо, сделав почти уродливым. Это выражение говорило о желании избавиться от той доброты, которая, как он считал, делала отца слабым.
Но прошлое, как это часто бывает, рассыпалось, словно пыль. В одно мгновение Елена снова оказалась в настоящем, в тускло освещённом тронном зале. Ветер, проникший сквозь щели окон и приоткрытые двери, шевелил пламя факелов, заставляя их плясать, как неугомонные призраки. А перед Еленой возник сын Ланна – нынешний Царь Эгрон.