«Володе Павлову, Зине… А почему без фамилии?
Я вернулся. Так и есть. На памятнике была всего лишь одна фамилия.
Вечером я постучался к хозяйке.
– Заходи, сынок, чайку небось?
– Да нет, спасибо, я хотел вас спросить кое о чем.
– О чем же?
– Вы, Надежда Сергеевна, во время войны здесь были?
– А где же? Здесь, под немцами.
– Что это за памятник у вас на площади?
– А ты разве не знаешь? Лизе нашей Чайкиной…
– Да нет, я не о том, рядом – «Володе Павлову и Зине».
– Володя-то наш, пенский, а вот девушка нездешняя. Не знаю, что и сказать тебе. Мы ее и не знали никто. Даже партизаны. Так и похоронили бесфамильно. А ты зайди к отцу Павлова. Он здесь недалеко живет.
Почти до света я просидел на бревнах. Сидел и курил. Сон не шел. Неужели в Калининской области, в тридцати часах езды от Москвы, мне удастся найти неизвестную героиню? Это было почти невероятно. Ведь через этот сквер на площади ежедневно проходят десятки туристов. Почему же никто до сих пор не обратил внимания на этот обелиск?
* * *
В доме остро пахнет высохшими травами. Пучки Иван-чая, чабреца, шалфея разбросаны на подоконниках, развешаны по углам.
– Вот видите, – говорит мне Иван Сергеевич Павлов, – народной медициной увлекаюсь. Время свободное есть. – Пальцы его, почерневшие, узловатые, мнут сухую траву, растирают какой-то желтоватый цветок, осыпают клеенку мелкой, словно махорочной, крошкой.
– Девушку эту, Зину, – Павлов встает, и сразу же горница становится такой тесной, как кабина лифта, – видел я однажды. Не желаете?.. – Иван Сергеевич протягивает мне кисет с крупным, как дробь, самосадом. – Не могу папиросы курить, нет в них вкуса настоящего. Скручиваем по цигарке.
– Коротким было наше знакомство. Видел я ее зимой, в январе сорок второго. Сразу после Нового года. Я вам расскажу, конечно. Только, если старуха придет, о другом говорить будем. Плачет она до сих пор…
Он подходит к окну, долго смотрит на узкую, сжатую заборами улочку. Наконец он поворачивается ко мне.
– Когда немцы пришли, у нас здесь комендатуру сделали. Комендантом Регеля, обер-лейтенанта, поставили. Толстый, рыхлый такой был, с усами. Сметану жрал по утрам. Ему специально трех лучших коров из колхоза привели. Я связным был у партизан. Меня здесь оставили вроде как резидента. Кустарничал потихоньку, сапоги чинил, шил, если материал был, да травами лечил. Регель меня не обижал, звал первым предпринимателем. При комендатуре взвод солдат был. Те воровали, конечно. От безделья и сытой жизни лоснились, что твои коты.