– Отлично! – Глаза нашли нужное имя в списке участников. – Тамара Иосифовна? Верно?
– Да, все верно. – Хриплый пожилой голос звучал словно нараспев, намеренно удлиняя окончания слов.
Пробежавшая по телу дрожь не была вызвана холодом. Это было словно предостережение. Что-то было в этом голосе такое, что Сергей сам не мог себе объяснить. Парадоксально, но возникло чувство, будто он уже слышал ее голос, но не в прошлом. Это было эхо из будущего. Мозг стал подавать странные сигналы:
«Ты должен уйти! Скорее! Уходи!»
Захотелось прижать руки ушами, чтобы хоть как-то унять внутренний голос.
– Что ж, вы можете начинать, Тамара Иосифовна. Мы все вас внимательно слушаем.
Женщина почему-то встала, продолжая держать прямо перед собой сумочку.
– Я благодарна вам за то, что вы решили меня выслушать. Вы не представляете, как давно я жду момента, чтобы высказать всю ту боль, что ношу в себе…
Ее слова оборвал сильнейший приступ кашля. Из ее горла вырывались страшные хрипы, больше похожие на бульканье воды. Тело так сильно сотрясалось, что, казалось, она вот-вот упадет.
Ростислав Михайлович быстро принес женщине стакан воды. Уняв кашель, она отодвинула протянутый стакан и прошептала:
– Воды уже достаточно.
– Вы можете продолжать? – обеспокоенно спросил доктор.
– У меня нет выбора. – Белый платок едва коснулся рта. – Простите, со мной такое бывает. Прошу, не беспокойтесь. Единственное, чем вы можете мне помочь, так это выслушать.
Поняв, что уговоры бесполезны, доктор занял свое привычное место.
– Может, вас это удивит, а может, даже шокирует, но история, что я хочу вам поведать, произошла тридцать восемь лет назад. Она произошла со мной. Многие годы я не находила в себе силы рассказать о ней, но сегодня пришел срок.
Раньше я работала в школе, преподавала русский и литературу в старших классах. Знаете, все, и ученики, и учителя, всегда с нетерпением ждут начала каникул. Никогда этого не понимала. Я всегда любила рабочую рутину. Дни складывались в недели, недели – в месяцы, все протекало незаметно. Никогда не любила спонтанность. Наверное, просто не знала, чем себя занять в свободное время, ведь, кроме работы, у меня ничего не было.
Пока не появилась она. Я родила ее поздно, даже по сегодняшним меркам. Мне было уже тридцать два. О ее отце и говорить не хочу. Он не был ни порядочным, ни работящим. Никаким. Я до сих пор уверена: лучшее, что он сделал в жизни, – это наша дочь. Да, впрочем, я и сама ничего лучше так и не сделала.