Волей-неволей, а будешь ты мой…
Прижимаясь к отцу, Ханна старалась не смотреть на темные кроны, где то и дело угадывались очертания сурового лица с косматыми бровями. В той истории бушевала гроза с молниями. Сейчас же вокруг было тихо. Слишком тихо, хоть бы листик где шелохнулся. И почему-то от этой мертвой тишины становилось еще страшней.
– Еще долго ехать?
– Потерпи немного. Скоро будем дома, – с наигранным весельем отозвался отец. – Проголодалась, моя птичка? Няня наверняка уже накрыла на стол и ждет нас вместе с Пепе.
Пепе все рвался к ним в прошлый раз, и няня с трудом удерживала его за ошейник. Некогда жалкий скулящий щенок, подобранный в придорожной канаве, превратился со временем в громадного пса. Сущий цербер, – говорили соседи, с опаской косясь на косматую чернильно-черную морду. Пес внимательно следил, кто и зачем приходил в их дом, нещадно гонял со двора бродячих кошек и добросовестно пугал ворон, приноровившихся таскать кухонные отбросы. Ханна шутя клала ему в пасть ладонь, трепала за короткие, как у медведя, уши, а Пепе бережно носил за хозяйкой ее кукол, приносил брошенный мяч – и мощные челюсти, с легкостью разгрызающие купленные на базаре бычьи кости, еще ни разу не оставили на игрушках ни единой царапины.
Отцовский конь вдруг беспокойно захрапел, переступая с ноги на ногу. Сколько отец ни понукал его, тот наотрез отказывался идти дальше.
Может, почуял впереди волка или медведя?
– Не упрямься, Цезарь, – отец на всякий случай вытащил из-за пазухи тяжелый пистолет. Ханна побледнела и еще крепче вцепилась в луку седла. – Н-но, пошел!
Дорога вдруг принялась петлять, будто играя с заблудившимися путниками. За очередным поворотом путь преградили кованые ворота, а дальше, утопая в зыбком молоке, проступали очертания башенных шпилей.
– Вот незадача, – с досадой бормочет отец. – Наверное, свернул не туда…
Между бровей у него залегла глубокая складка, в голосе слышны тревожные нотки. Больше всего на свете отец не любит ошибаться. Тем более, на глазах у родной дочери, да еще и на дороге, по которой он ездил в порт несчетное количество раз. Когда же они пропустили нужный поворот?
Ограда казалась сотканной из цветов. Чугунные лилии, розы, обвитые плющом виноградные гроздья – настоящее кружево из металла. Изогнутые бутоны светились в темноте странным, мертвенно-голубым цветом, усыпанные почками побеги напоминали узловатые кисти рук. Вот холодные ладони раскрываются, тонкие пальцы тянутся к ней, каждый – увенчанный длинным когтем в золоченом наперстке. Ханне не страшно, она завороженно рассматривает токую филигрань на сверкающих перстнях. Когда тебе всего восемь, страхи легко заставить отступить, замаскировав их под красивую сказку. Девочка моргнула – и наваждение исчезло.