За окнами дома кто-то, громко вскрикнув, роняет сосуд. Раздаётся хлопок, сосуд разбивается. Нечто выплёскивается на камни внутреннего двора. Вместе с досадным шумом раздаются печальные слова халдея:
– Базилевс твой тоже погибнет.
Эллин прикрывает ладонью лицо. За окном раздаются проклятья, ругань, шлепки – нерадивая служанка разбила амфору с отборным оливковым маслом. Хозяйка дома не стесняется в рукоприкладстве, глухие удары заглушаются громким жалостливым женским плачем, горячими мольбами остановить «жестокое насилие». Хозяин дома прикрывает окна ставнями, придвигает своё кресло ближе к креслу гостя, садится в него, коленями касаясь ног халдея.
– Как именно он погибнет, а, мудрый Баласу? – шепчет эллин, жадно заглядывая в глаза гостя. – От бранного железа в сражении? Иль от душевных мук в плену?
– Мне то неизвестно, Электрион. Слишком незначительная подробность для великих звёзд. Ему ничто уже не поможет, – холодно отвечает халдей. Однако, заметив жгучий интерес эллина, уже вежливо уточняет: – Антиох погибнет вдали от дома. Это всё, что мне сообщили светила о твоём базилевсе.
– Восточный поход сложится несчастливо? – задумчиво произносит хозяин дома и откидывается в кресле.
– Да, именно так. Несчастливо. Для всех тех, кто окажется в нём, – безучастно произносит гость, откидывается в кресле, подражая хозяину в позе.
– Ценные знания ты мне передал. Удвою твоё вознаграждение, Баласу, потому как предвижу неисчислимые блага для себя.
Дверь в комнату вновь открывается, теперь уже самым бесцеремонным образом, без стука, резко, нараспашку, в дверном проёме появляется всё тот же юноша, но уже в сияющей бронзовой кирасе, отполированной до сияния золотом.
– Отец, важное у меня неотложное дело! Оружейнику надо внести остаток за мои доспехи. Мастер внизу стоит, он третий раз пришёл, с последней меркой, твои пожелания исполнены в точности, как ты того хотел.
Хозяин дома пребывает в таком глубоком раздумье, что юноше приходится повторить запрос, прежде чем тот медленно поворачивает к нему голову. Отец рассеянно оглядывает с головы до ног военное облачение юноши, встаёт, что-то шепчет гостю, сжимает благодарно руки старому халдею. Вместе с сыном удаляется из комнаты. Уже за порогом комнаты к опечаленному вельможе возвращается привычный надменно-гордый вид.