Союз души с душой родной. Пять лет вместе… Сборник современной поэзии и прозы - страница 13

Шрифт
Интервал
И смех, леденящий мою одинокость,
настолько чужой и настолько далёкий…

Жёлтый смех

И оживляло эхо речь.
Всё обретало форму мечт.
Октябрь расплёскивал печаль,
как будто воду на асфальт.
И примеряла суета
вериги чистого листа
и манекенов жёлтый смех,
и совоокий призрак тех,
кто этим смехом одержим,
предвидя собственную жизнь.
От лиц немых их, без прикрас,
я цепенел, как пёс не раз.
И страх вынашивал вопрос,
зачатый мной в безумстве грёз:
«Куда течёт Фисон река,
в сыпучих сумерках песка?
Куда ведёт Твоя рука,
меня слепого сквозь века?..»
В моих глазах нет больше слёз.
И срубом дом мой в землю врос.
Живу в себе, как взаперти.
Иду, куда-нибудь прийти.
От тихой скорби до утех,
воруя чей-то жёлтый смех.
Не утешай мою печаль
своею кротостью, Скрижаль!..
Уже давно, наверняка,
в пустыне высохла река…

Белая герань

На плахах триумфальных площадей
большие тени маленьких людей.
Тут и мою тоску, беде сродни,
выгуливают тягостные дни.
Плетусь не раз сквозь эту толчею
я, как чужак, сквозь каменный уют,
не вглядываясь в бренность сонных лиц,
не вслушиваясь в пенье чёрных птиц
и в то, что слышал здесь уже вчера…
Спадает в скверах к вечеру жара,
и в тесных, неухоженных дворах
неистовствует та же детвора,
где, словно тень особого тавра,
в окне напротив – белая герань,
смотрящаяся в мир как бы извне —
цветы, что исповедуются мне,
которым исповедуюсь и я
в счастливые минуты бытия…
Мы, словно пара диких журавлей,
живущих в тесноте среди людей.

Девушка в красном кимоно

Фрагменты гипнотического сна,
исчезнувшие в прошлых временах,
где ты в безумно красном кимоно,
как будто бы сошедшая с панно,
в мой мир из асотических ночей,
оставшаяся в вечности ничьей…
Придуманный фантомный облик твой
размыт уже не раз седьмой водой.
Видения сошли давно на нет.
Смотрю с тоской тебе я часто вслед.
Все то, что будет после, было до.
Ты, словно внесценический Годо,
бесследно затерявшийся в годах.
Ты та, кого я ждал и буду ждать.

Ависага

Суетою чужой, захожей,
явью ложной, погрязшей в дрязгах,
входит утро в моё безбожье…
Обними меня, Ависага!..
Прикоснись к мысли мыслью ясной.
Словом к слову не для огласки…
Телу зябко во тьме ненастной.
Сердце жаждет тепла и ласки.
За окном ускользает где-то,
в паутине размытых линий
не распятая хлёстким ветром
теснота предрассветной сини.
И растёт в тишине гордыни,
той, что так и не осознали,
одинокий, как глас в пустыне,
Следующая страница