– Говорила же, что видела.
– Может, не всё видела, – прищуривается девушка. – Может, не всё расслышала. Ты расскажи мне, расскажи. Путь долгий, а рассказывать ты умеешь – когда не выдумываешь.
Хрустит снег под ногами, чернеет небо над головой, путеводной наземной звездой вырисовывается перед Враном лицо девушки: он уже и не очень-то соображает, куда идёт, холод последние крохи разума разбрасывает, может, уже начала она его дурить, своими тропами от дома уводить да в глаза ему преданно смотреть.
– Хорошо, – говорит Вран.
Врану на самом деле есть что ей рассказать. Эти-то истории её наверняка увлекут – позабавят, во всяком случае.
Когда Вран понял, что дело дрянь и самостоятельно он в волка не превратится, сколько лютого не моли, сколько не представляй на охоте, что на четыре лапы встаёшь и шерстью обрастаешь, он взял дело в свои руки. Ни мать, ни отца расспрашивать не стал, хотя по возрасту они очень даже подходили – старыми были, мудрыми, все заговоры и способы знали. Начал сведения сам собирать, по крупицам.
Жила в деревне древняя бабка-ведунья, рассыпающаяся, зайдёшь к ней, выйдешь – а она уже и забудет, что ты у неё был. Идеально, как раз то, что нужно. К ней Вран и зачастил – только вот сам забыл, что у ведуньи ученица была, та самая зелейница.
Ведунья Врану много чего советовала, один совет невыполнимее другого. Сначала сказала уверенно: надо просто из водоёма попить, из которого до этого волки пили, и сразу всё получится – тем более, что от рождения тебе это дано, нужно только волка своего внутреннего подтолкнуть. «Ого, – подумал Вран тогда. – Так просто».
Водоём было найти несложно: не так уж и много их в лесу, этих водоёмов, а волки частенько мимо пробегают – наверняка хотя бы раз пили. Вран отпил из одного. Из другого. Из третьего. Ничего не получалось – он вернулся к ведунье. Ведунья задумалась, хлопнула себя по лбу и сказала: «А ты что же, милый мой, не в серой одёжке это делал?»
«В серой одёжке». И правда – как Вран сам до этого не догадался?
Что ж, серая одёжка у них в деревне была, даже в нескольких штуках – обрядовая, для старейшин. Повезло, что отец Врана был одним из них. Вран у него перебитую в меховую накидку волчью шкуру и стащил; никто ради этой шкуры волка, конечно, не убивал, нашли мёртвым в лесу, поняли, что сам пришёл – им помочь. И заново началось: одна речушка, второе озерце, третье болотце. И опять – никаких плодов.