– Я инспектор Руис де Гауна, а это…
– Унаи Лопес де Айяла, – опередила она.
Вдова Эдмундо протянула мне руку, продолжая пристально смотреть мне прямо в глаза. Словно она хотела сказать мне нечто большее, как будто между нами существовал какой-то секретный код.
Я оказался в таком замешательстве, что только и смог выдавить:
– А мы знакомы?
Май 2022 года
– Разумеется, вы со мной не знакомы, но я-то вас знаю. Вся Витория вас знает на самом деле.
Ну конечно. Загадочные двойные убийства, очень медийное дело. В прошлом мне довелось участвовать в расследовании, за которым следили миллионы людей, и мое прозвище – Кракен – в течение многих месяцев красовалось в заголовках газет, местных и не только. Прошли годы, и я до сих пор не мог избавиться от совершенно не нужной мне славы.
– Прежде чем мы продолжим, позвольте принести вам соболезнования по поводу смерти вашего мужа, – сказал я.
Очарование рассеялось, и она убрала свою руку.
– Благодарю. Я плохо представляю, что теперь делать… Я в шоке и веду себя как трудоголик – продолжаю приходить в Фонд как ни в чем не бывало, но для меня сейчас что угодно лучше, чем возвращаться домой и встречаться лицом к лицу с реальностью. Смерть – это всегда несчастье, тем более неожиданная смерть. Но убийство – это… это нечто другого порядка; это не просто смерть, это лишение человека жизни таким жестоким и подлым образом… Мне потребуется много времени, чтобы переварить это.
– Мы уже взяли показания у некоторых людей из окружения вашего мужа. – Эстибалис воспользовалась моментом откровенности вдовы. – Нам стало известно, что в последнее время в делах Эдмундо наблюдалась крайне необычная активность.
Гойя вздохнула.
– Вы из полиции, и я не буду от вас ничего скрывать – вы в любом случае всё узнаете, когда увидите его хаотичные счета.
– Что вы имеете в виду? – уточнил я.
– Пожалуйста, давайте на «ты». Я не такая старая. И все называют меня просто по фамилии, Гойя, я к этому привыкла, – сказала вдова.
Эта фраза подействовала на меня как разряд электрического тока, и я вернулся в реальность.
– Договорились, Гойя. Так, значит, ты тоже заметила, что в последние недели в делах у Эдмундо происходило что-то странное?
– Он был в эйфории, подозрителен и циничен, словно хранил какую-то тайну. Время от времени у него бывали периоды какого-то помешательства. Что-то начинало витать в воздухе, Эдмундо что-то узнавал, и в голове у него словно начинали петь голоса, сулившие нечто великое и грандиозное, манну небесную и дождь из золотых монет. А потом он начинал строить воздушные замки: «Если ты обеспечишь мне поручительство, банк даст мне кредит; если я избавлюсь от этих акций и продам их тому-то, то у меня будут деньги, чтобы провернуть одно дело…» Он обожал быть в долгах – по крайней мере, такое впечатление у меня сложилось за десять лет жизни с ним.