В первый же день купили в складчину сигары Партагас и ром Саньтьяго де Куба. Сигара пахла подсушенной травой, нагретой солнцем, и обжигала нёбо странным терпким вкусом. Ром Santiago de Cuba, сахарно-тростниковый, лился в горло как раскалённый мёд. Вообще не понял удовольствия от всего этого: сигара слишком горькая, ром – муторно сладкий. Да и курить-то я бросил сразу после той сигары.
Но настоящая прелесть была не в табаке и алкоголе. Цель похода в бар была совсем иная. Ром, конечно, расслабил, но там ничего особого в баре и не требовалось от видного парня, чтобы подцепить местную Мучачу. Чуть ли не с порога на меня положила глаз умопомрачительная мулатка Роса, с глазами, в которых бурлила вся та самая Куба, жаркая, пьяная, полная страсти. Роса не улыбалась – она искрила, как праздничный салют. Роса не говорила, а пела, даже когда спорила о чём-то с официантом. Её жесты, движения, даже взгляд – всё это было танцем. Я, человек из провинции, кроме наших северных баб особо никого и не видел. И как оказалось, по большому счёту в любви был не совсем-то и опытным. У нас в Романовке, как тебе бабы дают? Ну или по рабоче-крестьянски на спине мерно поохивая в такт, либо раком, задрав подол, в том же темпе. А здесь… тёмно-коричневая кожа; совсем по-иному, упругая грудь с крепкими, почти всегда напряжёнными, почти чёрными сосками и тёмный, чётко очерченный островок чёрных, как смоль, коротких кудряшек. И кроме всего этого великолепия, то, что она со мной делала и чему научила… вот я даже слово не матерное подобрать-то не могу. И что, вот так можно? И туда? И ртом не только песни орать?
И тот месяц я провёл, ничего не видя вокруг. Я звал её Чикита, а она меня Лекс. Зачем я был ей? Да затем же, зачем и остальным бабам в родном Романовске Приволжском. Большой, крепкий, выносливый и… голубоглазый. А может, думала, замуж позову и уедет она с этого богом забытого острова. Жили-то они совсем небогато, и все наши утехи проходили на циновке в закутке дома её родителей, уходившими из вежливости погулять, когда мы с Росой заявлялись разгорячённые в дом.
Но счастье было недолгим. Ремонт закончился. Я обещал писать письма и отчалил в рейд, без особой надежды когда-то ещё её увидеть. Теперь-то я понимаю: мы оба знали, что это всего лишь портовый роман. Корабль не будет ждать, а Роса не станет цепляться за моряка, который через пару недель растает за горизонтом.