– Что за девчонки ещё? – сурово прервал рассказ женский голос. Михаил так Юрика заслушался, даже рот открыл, что не заметил, как в дверях его квартиры, грозно сдвинув брови под бигудями, возникла родная Михаилова супруга Мария.
– Девчонки, говорю, у нас с Мишей такие симпотные, повезло нам, – нашёлся мгновенно Юрик. – Что ты, Машка, что Танька моя – и умницы, и красавицы, – он ловко сдвинул под мышку свою гигантскую сумку, пододвигаясь к Марии в попытке её приобнять.
Мария спряталась подальше за дверь, оставив снаружи только голову с бигудёй на чёлке и одно плечо.
– У нас то с Мишей девчонки хоть куда, – Юрик повернулся к Михаилу, – а вот у вас с моей Танькой мужички то не очень.
На этой фразе Маша тоже посмотрела на Михаила, оставшегося стоять посреди лестничной площадки. От неожиданности Михаил выпрямился и попытался подобать живот, туго обтянутый старой толстовкой. Положение осложнялось двумя факторами.
Во-первых, толстовка в последнее время стала маловата, но избавиться от неё Михаилу не позволяли природные бережливость и оптимизм. Было жаль хорошую вещь, и он всё ещё надеялся на восстановление былой спортивной формы.
А во-вторых, всего час назад Михаил плотно пообедал домашними пельменями, заботливо налепленными любимой супругой. Теперь при попытке втянуть живот пельмени издавали невнятное ворчание, как старый сторожевой пёс, заслышавший запоздалого прохожего.
– Я не согласен, – сказал Михаил, отпуская живот на волю.
– Надеюсь, не с тем, что мы с Таней умницы и красавицы? – подозрительно спросила жена.
– Тут претензий нет, – поспешно согласился Михаил. Не хватало ещё на ровном месте нарваться на семейный скандал. – Но ведь и мы у вас о-го-го, добры молодцы! – он гордо выпятил грудь, складывая впереди руки в замок, чтобы живот не так выделялся.
Судя по недоверчивому взгляду жены, манёвр не удался. Тут ещё Юрик масла в огонь подливает:
– Может и о-го-го, только насчёт молодца не факт, не факт. Как сказала бы современная молодежь, был добрый молодец, стал унылый скуф. Скуфно живёшь, Мишань, – он довольно заржал над своим каламбуром. Самому Юрику годы веса не прибавляли. Татьянина стряпня сгорала в топке его неуемного темперамента.
Вот свин, обиделся про себя Михаил. Он был мужчиной продвинутым, не мамонт какой-нибудь, и про скуфа читал. Правда представлял его толстым масляным дядькой, ничего общего с ним, Михаилом, не имеющим.