И остынет навек
Наших песен и повестей жар.
Скоро нам отдадут
Там, за гробом, последнюю плату.
На поруганной дружбе
Не сделаем мы гонорар…
НА СМЕРТЬ ПРОТОИЕРЕЯ ВСЕВОЛОДА ЧАПЛИНА
Помню сквер за Бульварным кольцом:
Хипари, гопота, наркота.
Мальчик Сева глубоким баском
Непрерывно гудит про Христа.
Здесь не тешат изысканный слух,
Много пьют, коммунистов бранят.
Тополиный слетается пух
На скамейку, в его дипломат.
Тридцать лет миновало, и вот —
Замыкается круг роковой,
И скамья у Никитских ворот
Вознесёт тебя в вечный покой.
В Троекурово снежный покров
Вновь сошёл – все могилы черны.
На дорожке не видно следов,
И не нужно, чтоб были видны.
И когда его гроб унесли,
Сокрушался знакомый еврей:
Пять квадратов элитной земли —
Всё стяжание жизни твоей!
СОЛДАТСКИЙ ПЕРЕУЛОК
Меня не сразу в Церкви воспитали,
И многие от Бога отвращали.
Но я взрослел, и в детском рассужденье
Я постепенно находил решенье
Тем трепетным, волнительным вопросам,
Что ведомы задумчивым подросткам.
Я часто утром уходил из дома,
Чтоб побродить по городу родному,
Уставший от туристов и трамваев,
На пустыри, в трущобы забредая.
Теперь не помню, как он назывался,
Тот переулок – кажется, Солдатский?
Но знаю точно, где-то близко, рядом
Моя родня пережила блокаду.
То был невзрачный, тихий переулок,
Где шаг всегда таинственен и гулок.
В нем не видны столичные наряды,
И плачут желтой известью фасады,
Разбита под ногами мостовая,
И сквозь асфальт видна трава живая.
В таком печальном, сером Петрограде
Яснее светит память о блокаде,
Она волнует и стесняет душу,
И с вдохновеньем просится наружу.
И я увидел, будто подо Мгою
Вчера кольцо замкнулось роковое.
Зарделися Бадаевские склады,
Как будто пламя вырвалось из ада,
И старики, подростки, вдовы, дети
Вдруг ощутили сладкий запах смерти.
Вот женщина, подобна бледной тени,
Спускается по каменным ступеням,
И черный ломтик хлебушка у сердца
Несет с собой в собор Преображенский.
Он там ей станет жертвой поминальной,
Весной заменит он кулич пасхальный,
И батюшка, вдруг уронив кропило,
«Христос воскрес!» ей выдохнет без силы.
Еще я видел: лютою зимою,
Когда застыл и воздух над Невою,
По льду на Охту в саночках из ели
Она везет младенца на шинели
Туда, где храм святого Николая
Стена из мертвых тел от глаз скрывает.
А после, под биенье метронома
Качаяся, бредет от дома к дому,
И ночью в мастерской под крысий шорох