– Осторожно, сзади! – крикнул лежавший под нарами человек.
Я резко обернулся. Обладатель хриплого голоса, пришедший в себя после моего аперкота, достал из-под своей подушки что-то, блеснувшее металлом, и прыгнул на меня, как тигр. Я легко перехватил его руку, забросил ее на свое плечо и потянул, резко наклонившись вперед. Перелетев через меня, хриплоголосый врезался в решетчатую дверь. Разумеется, дверь выдержала. В отличие от хриплоголосого, который бесформенной массой развалился на полу. Я развернулся и отвесил его приятелям еще по пинку, после чего они стали столь же безобидны, как и их предводитель. Перешагнув через их тела, я подобрал ту штуковину, которой пытался пырнуть меня хриплоголосый. Большая заточенная отвертка с плоской рукоятью, обмотанной изолентой. Похоже, в этом месте и впрямь соблюдают все древние традиции.
– Браво! – воскликнул предупредивший меня человек, вылезая из-под нар. – Я в восторге.
– Я тоже, – буркнул я, бросив отвертку на нижние нары. Потом я посмотрел на своего невольного помощничка. Он оказался невысоким, сутулым, с порядочной лысиной, в очках с треснувшим стеклом, с лицом, которое можно увидеть скорее в каком-нибудь университете, чем в тюрьме. Одежда его, измятая и грязная, когда-то явно была хорошим костюмом. Уж в костюмах-то я разбираюсь. Даже лучше, чем в тюрьмах.
– Позвольте мне представится, – сказал очкарик, – Петер Йоханес, бывший преподаватель милградского университета.
– Рэй Светлов, – представился я.
Продолжению нашей беседы помешал охранник, который подошел к решетке и прорычал:
– Что тут за шум?
– Уже никакого, гражданин начальник, – ответил я, поворачиваясь к нему.
«Гражданин начальник» посмотрел на развалившиеся на полу тела, потом на меня, хмыкнул, и отошел.
Я повернулся к университетскому преподавателю и спросил:
– И за что тебя сюда?
Тот пожал плечами.
– За нелояльность.
– За что, за что? – переспросил я. – Какое оригинальное преступление.
– За нелояльность и антиправительственные высказывания, – ответил Йоханес, забираясь обратно под нары. – А вас за что?
– За нарушение космических границ, – ответил я, садясь на нижнюю нару.
– Так вы инопланетник? – изумился мой собеседник.
Похоже, ему было трудно представить себе, что кто-то мог добровольно прилететь на его родину. Сейчас я склонен был с ним согласиться – судя даже по тому немногому, что я успел здесь увидеть и услышать, родина была так себе. Как говорится, с такой матерью и злая мачеха не страшна.