Я смотрел в окно, за которым сияла прекрасная весна, и думал: в самом деле, зачем мучиться и искать виновных в том, что случилось со мной? Отец Кристиан прав – я же просто еще ничего не знаю. И может быть, люди, которые сделали мне зло, уже давно наказаны богом.
Я ушел от отца Кристиана успокоенный. Запоем начал читать святые книги. Сначала те, которые были на русском языке, а позже – и на французском.
Наибольшее впечатление на меня произвела Библия. Ведь о том, откуда появилась наша земля и откуда взялся первый человек, в ростовской школе мы еще не проходили. Помню, однажды я спросил учительницу – всегда ли была наша земля? Она сказала, что я узнаю это в свое время. Вот и пришло это время – я узнаю о сотворении земли и человека…
Я читал Библию с большим интересом, и она совсем не казалась мне святой книгой, хотя в ней все время мелькали слова о боге и вся книга-то была о боге и его божественных делах. Отец Кристиан разрешил мне читать Библию в часы, когда другие ребята готовили уроки.
Святая книга произвела на меня огромное впечатление, но, очевидно, совсем не такое, на какое рассчитывал отец Кристиан. В моем представлении бог – нечто непостижимое, таинственное – превратился в довольно реальную личность, хотя и наделенную чарами волшебника. Я даже вспомнил фокусника, которого видел однажды в ростовском цирке, – он из воздуха доставал вазу с цветами, аквариум с живыми рыбками и разные другие вещи. Но такой бог вызывал любопытство, а не трепет. Наверное, это произошло потому, что мудрые поучения Библии я просто не понял и запомнил только события – создание земли и человека, убийство Каином Авеля и тому подобное. Но здесь я, с обычной детской придирчивостью к описанию приключений, обнаружил нечто такое, о чем боялся даже думать. Отец Кристиан говорил о Библии, что это святая книга книг, а я обнаружил в ней самую обыкновенную путаницу – об одном и том же событии сначала говорится одно, а потом совсем другое. Как же это может быть в святой книге? И я боялся разговора о библии с отцом Кристианом.
К счастью, разговор о ней произошел раньше с моим учителем французского языка Ильей Савельевичем Грибниковым. Это был русский эмигрант, чистенький тихий старичок. Уже одно то, что он был русский, вызывало у меня к нему особое отношение и особую веру во все, что он говорил.