Я, ты и коты - страница 24

Шрифт
Интервал


– Люсь, это не то, что ты подумала… – голос Максима доносился до нее, как сквозь вату.

Девушка против воли рассмеялась. Ну, надо же! Как в плохом анекдоте!

– Еще скажи, что не винил меня в смерти Птицына, – с горечью, от которой сердце в груди Макса пропустило удар, выдохнула она.

Он, как завороженный, смотрел на ее тонкую напряженную спину в бирюзовой медицинской пижаме, и боролся с желанием обнять и притянуть ее к себе или хотя бы положить руки на плечи. Нет, не для того, чтоб не позволить ей сбежать – просто хотелось успокоить, поддержать… Да! Да, обнять! А что? Нормальное, в общем-то, желание!

– Винил, – со вздохом признался Макс. – Поначалу, пока не утихла боль от его потери. Тем более, Гюрза все так представила… Ну, то есть, Аня… Забавно, да? Боец спецназа с позывным «Гюрза», выйдя в отставку, занялась блогерством и выбрала «цветочный псевдоним»!

Люся ожидаемо шутку не оценила. И как-то незаметно появившиеся в медблоке котоморды – Снежинка, Тень и Боцман – тоже. Зато сразу поняли, что происходит между людьми, устроились поудобнее на спинке дивана и во все глаза наблюдали за двуногими. Причем на мордочках слишком явственно читалось адресованное ему, Максу, неодобрение.

А где остальная банда, интересно?

– Потом твое назначение сюда… Экипаж будто с ума сошел, по крайней мере, та его часть, которая знала Ромку и Аню…

– Большая часть, – метко уточнила девушка. – Я бы даже сказала, подавляющая.

– Я тоже злился, Люсь, – продолжил Максим. – И, при этом, ты мне очень понравилась. Правда! Не только, как девушка, но и как человек. И я испугался. Не остракизма экипажа, другого. Мне… Мне тогда казалось того, что я друга предаю, память о нем. Беркут мне как-то жизнь спас, он герой… Это потом, после ранения, не совместимого с продолжением службы, его понесло по наклонной. Его и Гюрзу вместе с ним… Люся, я очень виноват перед тобой. Я специально первый разговор с тобой выстроил так, чтобы все закончилось ссорой, и сам себя за это ненавижу.

Теперь Тень и Снежинка смотрели на него с немым укором, а круглый, как полешко, Боцман стек на сиденье, уткнулся мордочкой в диван и прикрыл голову лапками. Чувствуют надвигающуюся бурю.

Люся по-прежнему стояла спиной к Максиму и молчала. До крови прикусила губу, удерживая рвущиеся с языка злые слова, и запрокинула голову, чтобы позорные слезы не брызнули из глаз. Как будто мало того, что она сама переживала смерть того, кого не могла спасти, всех этих разбирательств и волны народного гнева, обрушившейся на ее голову! Мало… Сначала Павел, которому, оказывается, нужна жена с безупречной репутацией, теперь вот Макс… Она-то думала, что его расположение искренне! А тут… Самое поганое, что он тоже ей понравился. И снова разочарование…