Название города не упоминается. Вообще все имена собственные, как-то указывающие на описываемый город, заменяются пояснительными конструкциями:
«…автобус идёт до посёлка, название которого обозначает принадлежность его жителей к определённому предприятию. Примерно как Судоверфевец или Овощебазовец, только не Судоверфевец и не Овощебазовец…»
«Название газеты состоит из двух слов. Первое слово – “К”, второе обозначает вид человеческой деятельности, примерно как “К бисероплетению” или “К утилизации бытовых отходов”, только вид деятельности несколько другой…»
«Название команды хозяев (десятое место во втором дивизионе чемпионата области) обозначает ремесло, примерно как Сапожник или Скорняк, только другое ремесло. Гости приехали из одного из городов области, центром которой является описываемый город, они занимают второе место. Название команды гостей обозначает направление в искусстве, примерно как Символизм или Постимпрессионизм, только другое направление…»
«…микрорайон, название которого обозначает тип отношений, например микрорайон Партнёрство или микрорайон Неприязнь, только другие отношения…»
Одним из следствий постоянного применения этого приёма становится вовлечение читателя в эксперимент. Читатель не просто наблюдает, а совершает свою исследовательскую работу. И дело не только в непроизвольных попытках загадки разгадывать. Объекты, названные подобным образом, приобретают дополнительную индивидуальность, которой не было в их именах собственных, становятся своими не только для автора, но и для читателя. Они становятся метками, ориентирами для узнавания при повторных посещениях.
А повторные посещения начинаются уже со второго приезда, и чем дальше, тем их больше.
Последний, двенадцатый приезд в город почти полностью уходит на посещение мест, в которых надо успеть побывать ещё раз.
Каждый момент повторения и возвращения в тексте приводит к разматыванию клубка памяти и последующему наматыванию с добавлением новых слоёв.
Желание побыть в каком-то месте ещё раз – это и есть сигнал, указание на то, что момент ощущения счастья там был. По второму разу этого уже не происходит, но это не портит впечатления от того, первого раза и от места в целом – место уже «входит в печёнки».
В ходе эксперимента обнаруживается ещё одна примета, почти всегда сопутствующая моменту счастья. Тишина. Даже не совсем тишина, а некоторый звуковой минимализм, когда акустические впечатления становятся отчётливыми и как бы укрупняются.