Книги теряются и находятся,
но удивление (или вера, которая удивляет)
остаётся навсегда.
(Перевод Дениса Безносова)
Это поэзия наблюдателя, который – в отличие от многих других наблюдателей по всему миру – ещё не разучился удивляться тому, что он видит, не превратился в скучающего туриста.
На фоне испаноязычной поэзии региона стихи бразильских поэтов стоят особняком. Дело здесь и в языке (португальском), и в культурных ориентирах: страна ориентируется в основном на Соединённые Штаты и почти забыла о бывшей метрополии. Среди собственно португальских поэтов лишь голос Фернандо Пессоа слышен в бразильской литературе. Возможно, причина в особой протеичности этого поэта, умевшего говорить многими языками сразу, почти предвидевшего будущую разноголосицу XXI века.
Так, стихи Марсио-Андре де Сузы Аса и Аделаиде Ивановой лучше понятны в контексте североамериканского поэтического пространства. МарсиоАндре (именно под таким псевдонимом он выступает как поэт) в последние годы больше занимается кинематографом и видеоартом, практически не публикуя новых стихов. Смену занятий сопровождал и биографический поворот: из Рио-де-Женейро поэт переехал в Будапешт, где едва ли существует та литературная среда, которая окружала его на родине. Его стихи больше всего напоминают о поэзии языковой школы: это сосредоточенные размышления над тем, как работают языковые знаки. Такая поэзия кажется холодной (особенно по сравнению с киноработами Марсио-Андре), более того, она словно бы специально «высушена» и «обезвожена», лишена любых эмоций, которые могут сделать передаваемое сообщение менее ясным. Но в то же время это аналитика чувственности, пусть она и осуществляется на усложнённом, теоретичном языке.
Совсем другой случай – живущая в Берлине Аделаиде Иванова, представляющая тот извод активистской, политически ангажированной поэзии, который привлекает большой интерес во всём мире. Такая поэзия зачастую говорит намеренно упрощённым языком, не боится манипулировать чувствами читателя и претендует на то, чтобы быть оружием в борьбе за эмансипацию и свободу. Это поэзия ярости, которая действительно часто выглядит упрощённой, сведённой до жеста ненависти в сторону тех, кто творит несправедливость. И это, конечно, феминистская поэзия – написанная в эпоху