– Мама, пойдём на пару слов, – мы вышли на кухню.
Я постаралась взять себя в руки как можно скорее.
– Надо что-то делать, так нельзя. Двадцать первый век, если не нашли лекарство от рака, то обезболивающее-то должны уже изобрести?!
– Врач не видит необходимости, – развела руками мама.
– Я звоню в скорую!
Скорая примчалась на удивление быстро. Врач, присев на край кровати, осмотрела Ирчик, доставляя ей ещё больший дискомфорт. Потом прошли в другую комнату.
– Готовьтесь…
Мама отвернулась к окну.
– Сколько у нас времени? – произнесла я, чуть живая от страха.
– Четыре, максимум пять дней, – ответила врач уставшим голосом. – Я не могу выписать сильные обезболивающие, это надо решить с лечащим. Скоро может стать ещё хуже, – она посмотрела таким взглядом, что я поняла – медлить нельзя.
Мы пытались возмутиться, но врач только помотала головой:
– У меня нет таких полномочий, извините.
– Так, мама, ты – опекун. Завтра с утра сразу в поликлинику. Надо достать рецепт во что бы то ни стало. Делай что хочешь, хоть ляг поперёк порога!
Мама кивнула.
А я побежала в кондитерскую за любимыми пирожными Иры. Она обожала эклеры и, в отличие от меня, в удовольствиях себя не ограничивала. Успела за десять минут до закрытия.
– Девушка, эклеры остались? – я, запыхавшись, бросила сумку на прилавок.
– Да, сегодняшние, по ГОСТу, очень вкусные, берите последние шесть, сделаю скидку.
– Заверните в коробку нарядную!
Дома я заварила её любимый жасминовый чай и принесла чашку на столик в кровать. Достала коробку с пирожными, пытаясь шутить, что сейчас она съест все и сразу на весы.
Сестра старалась улыбаться. Сделала пару попыток откусить, покачала головой, откинулась на подушки, разлив чай, и застонала. Ночью мы почти не спали.
Утром мама вернулась с лекарствами и шприцами. Надо было делать укол.
Я брала в свою руку безжизненную руку сестры. Мышц почти не осталось, тонкая, обезвоженная кожа обтягивала кости. Погладив локоток, стремительно вонзала иглу в норовившую убежать вену. Она смотрела на меня полными благодарности глазами и почти сразу проваливалась в беспокойный сон.
В инструкции было указано, что делать инъекцию следует не чаще одного раза в четыре часа, чтоб не вызвать интоксикацию. На четыре часа действия опиата не хватало, она начинала биться в судорожной боли уже через два, хватая ртом воздух и умоляя сделать укол. Я уходила в ванную плакать, умывалась холодной водой, чувствуя себя мучителем, но боялась ей навредить и выжидала положенное время.