Обижаться действительно было не на что, ибо на сей раз ему повезло. Его соседом по комнате стал мой земляк краснодарец Юрий Васильевич Силантьев (да-да, тот самый знаменитый дирижер эстрадно-симфонического оркестра!). В то время он был скрипачом – и очень талантливым. Рассказ Владимира Григорьевича подтвердил то, что я неоднократно слышал в Краснодаре. Юрий Силантьев был, как говорят, «скрипачом от Бога»:
– Юра не занимался вовсе. Выучивал произведение «глазами», лишь раз посмотрев, запоминал, что называется, на лету, на слух. И на сцене он держался уверенно – совершенно не волновался, играл темпераментно, артистично. На моей памяти он занимался только один раз – учил двойные ноты, что в концерте Аренского. Но даже это делал как-то «на бегу», покуривая на лестнице, болтая с товарищами. Поэтому «конкуренцию» мне не составлял, и проблем с утренними занятиями не было.
– А чем Силантьев занимался весь день? – я не смог удержаться от этого вопроса.
– О, тут было много интересного, но история долгая! – Владимир Григорьевич хотел прекратить разговор, но публика стала канючить – «расскажите, расскажите», – и он согласился, но только на один эпизод.
– Однажды утром, когда я уже приступил к занятиям, появился Юра. Вид у него после бессонной ночи был неважный. Он был чем-то расстроен. Всегда весел, смешлив – а тут в глазах печаль. Я удивился и забеспокоился – может быть, заболел?
– Хуже, – с досадой, морщась проскрипел Юра, – руку переиграл, а мне сегодня к Ямпольскому идти на урок – он меня точно убьет!
Я забеспокоился – для музыканта «переиграть руку» это серьезная беда. Один раз случится, а потом всю жизнь приходится мучиться. Но как-то не верилось, что Юра всю ночь занимался, поэтому переспросил его, уточняя.
– Нет, это я всю ночь в карты резался, потянул мышцу, то ли бицепс, то ли трицепс, – успокоил Юра, грустно улыбнувшись!
Про занятия у Марии Вениаминовны Юдиной Владимир Григорьевич рассказывал мало. Лишь как-то упомянул, что она наметила ему программу на первое полугодие и потребовала, чтобы на первом же уроке он играл ее наизусть, а урок был через несколько дней. Владимир Григорьевич к этому не привык – Шароев был либеральным педагогом. Попытался было возразить, сославшись на «плохую память». Но Юдина показала характер: