Одногруппники собрались у Володьки дома и обрывают мне трубу сообщениями вроде «Север, водка стынет», «Ты где там застрял» и «Ленка залезла на стол и исполняет стриптиз, ты все пропустишь».
Но Серега Солнцев меняет мои планы парой коротких фраз.
– Че такое?
– Ника. Мне не нравится компания, с которой она связалась. Можешь ее забрать?
– А ты?
– Шабашку предложили. Я сейчас на полпути в Питер.
– Ок. Кидай адрес.
Без промедления соглашаюсь я и прочесываю пятерней влажные волосы.
С Серегой мы общаемся с самого детства и примерно столько же оберегаем его сестру Веронику. Из близких у нее не осталось никого, кроме брата, так что никто кроме меня не придет и не настучит по головам обидчикам.
Пишу Володьке, что сегодня им придется тусить без меня, и вихрем скатываюсь по лестнице. Едва прогреваю двигатель, топлю педаль газа в пол и подрезаю медлительного соседа на выезде с парковки. Он, конечно, психует и недовольно жмет на клаксон, только мне на него плевать.
Я резво выкатываюсь на трассу и мчу по обозначенному маршруту. Гайцов на дороге нет – все уже давно дома. Жрут оливье, смотрят «Иронию судьбы» и открывают очередную бутылку шампанского.
Снег валит стеной, но я не снижаю скорости, умело маневрируя и не соблюдая правил дорожного движения, чтобы свериться с координатами и притормозить у третьесортного клуба.
Ни вывеска, ни входная группа, ни гориллы-охранники не внушают доверия, поэтому я цепляю на лицо максимально надменную маску и смотрю на них с долей пренебрежения, чтобы и на секунду не задумались, что никто не приглашал меня на закрытую вечеринку.
– Кто?
– Свои.
Отвечаю грубо, отталкивая волосатую лапищу одно из вышибал, и, пользуясь их замешательством, просачиваюсь внутрь.
Вспышки стробоскопа разрезают пространство и дезориентируют. Нетрезвые тела извиваются и исполняют какой-то странный танец на танцполе. А я прислушиваюсь к внутреннему чутью и огибаю столик за столиком, не различая знакомых лиц.
Нику я нахожу в одной из випок и в одно мгновение зверею, фиксируя нетрезвых парней рядом с ней, наполовину пустые бутылки из-под дешевого бренди и рассыпанный на столешнице белый порошок, подозрительно напоминающий нечто запрещенное.
– Вероника, какого хрена?!
Рычу я так, что едва не дребезжит стекло, а угашенные перваки замирают и практически трезвеют. Тишина между нами повисает угрюмая и оглушающая.