– Спорим!
– Здравствуйте, бабушки, – подошел новосел. – Меня Алексеем зовут.
– Здравствуй, Алеша, – с подозрением насупилась Семеновна. – Меня можешь бабой Стюрой звать, а это, – кивнула она на собеседницу. – Баба Шура.
– Вы зачем на меня наговариваете? – поинтересовался Мухортиков. – Теперь я в седьмой квартире живу…
– Это в которой? – встрепенулась Петровна.
– Это в той, где раньше Шлейхманы жили, – напомнила баба Стюра.
– А… – протянула баба Шура. – А ты, Алеша, алкоголик?
– Али наркоман? – спросила Семеновна.
– Никакой я не наркоман! – заверил мужчина. – И не алкоголик! Художник я!
Старушки переглянулись.
– А зачем ты тогда в седьмой квартире поселился, коли ты не наркоман и не алкоголик?
Вот что бывает, когда у бабулек заканчивается пряжа! Вместо носков и варежек они начинают плести сплетни! Поняв, что спорить с общественностью бесполезно, Мухориков махнул рукой и зашагал дальше.
– Говорила тебе – наркоман он, – донесся громкий шепот из-за спины. – Давай, Шурка, поставляй лоб под щелобан!
– Нет, алкоголик! Разве наркоманы здороваются?
– Так он потому и поздоровался, что под алкоголика маскируется!
Спустя несколько секунд раздался звонкий щелчок пальца по лбу, слышный в противоположном конце двора. Алексей даже не обернулся. Чем бы старики не тешились, лишь бы кляузы везде подряд не строчили. А то художнику, когда ГАИшники нашли в багажнике полотно "Зеленый закат над фиолетовым огурцом", уже приходилось писать в баночку под прицелом автомата. Больше не хотелось.
К счастью для бабушек, на обратном пути их уже и след простыл. Иначе теперь новосел, умявший двойной бургер прямо возле фуд-трака, насытившийся и довольный, спросил бы с них за развал СССР в девяносто первом. А то достали уже эти старики с обвинениями. Мол, такие, как ты, развалили Союз. Да когда Союз разваливали, Алексея и в планах еще не было! А сегодняшние старики тогда уже были! Конечно, скорее всего, позже пожалел бы об этом. Эта внешняя безобидность бабулек обманчива. На деле они на такое способны, что даже инквизиции не снилось!
Остаток дня художник провел, разбирая вещи. Процесс занял гораздо больше времени, чем планировал сам Мухортиков. Потому что каждая из коробок хранила в себе кусочки его собственного прошлого, обрывки воспоминаний. Даже воздух в комнате, погустевший от пыли, пах чем-то сладковатым, знакомым с детстве, но давно позабытым.