– Если у компании дела так плохи, как вы говорите, кто же ее купит? – спрашиваю я. – Французы доведены до края всеми новыми налогами Наполеона.
Ложка Вольфа застывает в воздухе, роняя капли на льняную скатерть.
– Я никогда не слышал от вас разговоры о политике. – Он отправляет ложку в рот. – Или о фабрике.
– Возможно, вы знаете меня не очень хорошо, – отвечаю я, вытирая губы салфеткой. Мужчины считают нас скучными, потому что мы держим свое мнение при себе.
– Я не хотел вас обидеть, – говорит Вольф. – Вообще-то я часто поддразнивал вашего супруга, как такой простой коммерсант, как он, добился благосклонности такой образованной, культурной и модной женщины, как вы.
– Лестные слова не могут скрыть горькой правды, – говорю я. – Луи держал меня в неведении насчет наших финансов. Мне это ясно и очень грустно. – Ногти снова барабанят по дубовому столу.
Возвращается Шанталь и подает морские гребешки, пахнущие солью и морем. Их привозят каждый день поездом с Лазурного берега.
Сунув гребешок в рот, Вольф стонет от наслаждения.
– Насколько больше мы выручим, если продадим компанию, а не оборудование? – спрашиваю я.
Вольф гоняет вилкой гребешок по тарелке, потом прокалывает его.
– Как минимум вдвое.
Грено читает по его губам и широко раскрывает глаза.
– Вдвое? Мне пригодятся эти деньги на покое.
Вольф машет в воздухе вилкой.
– Минус двадцать процентов комиссии, – говорит он и отправляет в рот третий гребешок.
– Тогда нам нужно продать компанию. – Пятнистая от старости рука Грено поднимает бокал из матового стекла.
– Так, решено. – Вольф широко улыбается; между его зубов застряли лохмотья гребешков.
Я отодвигаю стул.
– Месье Вольф, извините, но мне хотелось бы обсудить это наедине с месье Грено.
– Но я еще не ел десерт. – В зеленых глазах Вольфа сверкает разочарование.
– Останьтесь и наслаждайтесь десертом, а мы погуляем с Луизой.
Сумма вдвое больше – это привлекательно, но, когда будут выплачены закладная и деньги Грено, достаточно ли средств останется для моей семьи?
* * *
Грено толкает коляску с Луизой. Мы идем к величественному Реймсскому собору. Вскоре дочка засыпает. Высокие шпили собора пронзают небо, на котором уже мерцают первые звезды.
– Я всегда верила, что Господь лучше слышит наши молитвы возле собора, – тихо замечаю я.
– Абсолютно верно, – соглашается Грено. – Но вы знаете почему?