Стоя на неприветливой лондонской мостовой, Кент припомнил чудесный денек тремя месяцами раньше, когда он лежал на пляже в Дурбане с заиндевевшим бокалом в руке и слушал рокот прибоя. Как обычно, он спорил с Дэном. Ему вспомнился густой, с красноватым оттенком загар Дэна, его рубленые жесты, его неизменная самоуверенность. В свои пятьдесят Дэн добился успеха в этой стране молодых и входил в число тех, кто превратил Йоханнесбург в новый Чикаго. Хотя Дэн был почти на двадцать лет старше Кента, они давно дружили и обожали спорить по поводу достоинств или недостатков всего на свете. Дэн был депутатом Национальной ассамблеи и делал все, чтобы стать влиятельной фигурой в политике. И в тот момент он (тоже как и обычно) вещал безапелляционным тоном.
– У меня нет времени читать романы, – заявил Дэн (как обычно). – Жизнеописания, история – это да. Это мое. Это все настоящее. Мне нужно, чтобы овчинка стоила выделки. А насчет всего остального я прямо как старая миссис Паттерсон: «Какая в том польза? Все это глупые враки». Но если уж приходится печатать романы, то они хотя бы должны основываться на практическом опыте – на настоящем знании жизни, – например, таком, как мой. Мне иногда кажется, я и сам мог бы…
– Ага, – сказал Кент. – Как же, знаю. Сдается мне, все это я уже где-то слышал. Чепуха! Писательство – это ремесло, такое же, как и остальные добрые ремесла, и ему нужно учиться. Что же касается этого твоего проклятого жизненного опыта…
– Ты же не станешь отрицать, что без него никак?
– Не знаю, – честно признался тогда Кент. Он вспомнил, как в тот момент изучал оттенки синего океана и синего неба сквозь стекло бокала. – Когда я читаю биографии писателей, которые печатают на книгах, меня всегда поражает одно. Невероятно, насколько все они похожи. В девяти случаях из десяти ты прочтешь: «Мистер Бланк за свою полную приключений жизнь успел поработать лесорубом, пастухом на ранчо, репортером, шахтером и барменом; проехал всю Канаду, какое-то время…» и так далее. Сколько литераторов перебывали пастухами на канадских ранчо – уму непостижимо. Если меня когда-нибудь попросят написать свою биографию, я разрушу этот стереотип. Вот что я напишу: «Я никогда не был лесорубом, пастухом на ранчо, репортером, шахтером или барменом; на самом деле я не работал в жизни ни единого дня, пока не начал писать».