– Вадим! – звала она его – Вадимчик! Ты куда подевался?
Он прятался в траве. Трава была густой и высокой. Вадим приседал на корточки, и горизонт медленно исчезал за её стеной. Оставался лишь клочок неба, но он был таким крохотным и скромным, что с каждым порывом ветра так и норовил спрятаться за колыханием травинок. Ни дядьку, ни тётку уже не было видно, лишь звуки свистящих кос доносились до него теперь. Он оглядывался, словно опасаясь нежданной атаки сзади, но трава защищала его и там. Если сжаться в комок, то и вовсе казалось, что он укутан ею полностью, она склоняется над ним, переплетается, уплотняется. Теперь её не раздвинешь ладонями – она туга и упруга, она не выпустит больше. Ни один солнечный луч не пробивается сюда – слишком густой покров, и травы совсем не те сейчас – почему-то коварными и злыми кажутся они. Они нашёптывают что-то, бормотание их тоскливо и пугающе, и мелодии, что издают они, лишь усыпляют, тяжело, но настойчиво.
– Вадим! – звала его бабушка. – Где ты?
Он поднялся в полный рост. Она не видела его, смотрела куда-то в сторону.
– Вади-и-и-им! – кричала.
– Вот он, мам, – кивнула в его сторону тётя Вера.
– Забери его отсюда, а то под косу попадёт. Выбрал тоже место – в траве прятаться.
– А ну-ка, иди сюда, – махала ему рукой бабушка. – Ты что, разве можно в траве сидеть!? Калекой остаться хочешь?
Выступил и дядька:
– Ты не отпускай его от себя, – повернулся он к бабушке. – Пусть сидит на месте и не встает.
– А ты тоже соображай, – это уже ему. – Люди косят, а ты в траве кубаряешься. Это ведь очень просто – раз, и без ног останешься.
Вадим побрёл к бабушке.
– Сядь вот на пригорочек, посиди, – кивнула она ему – Есть не хочешь?
– Пить хочу.
Она открыла термос, налила в кружку чай.
– Не, чай не хочу, – сморщился Вадим. – Холодного чё-нито.
– Ах ты, – качала бабушка головой, выливая чай обратно в термос. Протянула ему бутылку с водой.
– Только много не пей, они тоже пить захотят.
Он сделал два больших глотка, а потом, подумав, ещё один, маленький. Бабушка уселась рядом, он вернул ей бутылку, она тоже отпила.
– Смотри-ка ты, непоседа какой, – продолжала она его отчитывать, убирая воду в тень. – Ни минуты спокойно не посидит. Мне ведь сейчас тяжело за тобой уследить, я не такая как ты резвая, так что ты давай не балуйся. А то баловство, оно ведь до добра не доведёт.