– Две буханки съели?
– А что. Мы вчера много ели.
Вадим положил сумку на стул.
– Ладно, хрен с ними.
Иван доставал из банки огурец. Вытащив, полез за другим.
– И чё тебе только в городе не жилось, – сказал он, протягивая один Вадиму.
Тот молчал.
– Я бы вот, – продолжал Иван, – была б возможность, не задумываясь уехал.
– Так езжай.
– Э-э, не всё так просто. Я пытался, не раз даже. Но всегда что-то мешало. Только вроде соберёшься, всё уже, вот-вот уезжать, и вдруг – на тебе! Мужик, которому дом продавал, отказывается в последний момент. В другой раз на заводе меня подвели. На арматурном. Возьмём, возьмём, говорят, – а потом хоба-на: у нас сокращение идёт, своих всех увольняем, нам не до тебя. Так и не получается никак.
– Семья ещё мешает наверно?
– Конечно. Один я бы сорвался, и всё. Вот как ты.
– Не любишь ты, значит, Сомово.
– Ты, я гляжу, большой любитель.
– Мне здесь в общем-то нравится.
– Ну конечно, почтальонши молодые....
– Да что вам всем сдалась она?!
– Так ведь как же… Интересно!
– Мы с ней просто друзья.
Иван широко улыбнулся.
– Друзья… – мотнул он головой.
– Между прочим, она очень интересная девушка. Умная, начитанная.
– Может быть. Хотя по мне.... Ну, симпатичная, симпатичная. Только… себе на уме. В стороне от всех держится.
– Ну и правильно. Не фиг с вами, дураками, дружбу водить.
– С нами-то, дураками, ясно дело не фиг дружбу водить. Только кроме нас, дураков, никто здесь больше не водится.
– Эй, алкаши! – раздался крик из соседней комнаты. – По новой начали?!
– О-о, атас… – сморщился Иван.
– Щас встану, разгоню вас!
– Всё, Надь, всё, – крикнул он жене. – Мы уже ложимся.
Потом шепнул Вадиму:
– Давай потихоньку закругляться…
– Да, да, – покивал Вадим.
Он добрался до кровати и, скрипя пружинами, забрался под одеяло. Иван убрал со стола остатки еды, потушил лампу и полез на печь.
– Спокойной ночи, – сказал он, укладываясь.
– Спокойной ночи, – отозвался Вадим.
– Пусть тебе приснится твоя любимая почтальонша.
Вадим поморщился. А потом подумал:
«Действительно, пусть».
– Я вот тоже одна всегда люблю быть. Залезу куда-нибудь в тёмный угол и сижу там, прислушиваюсь. Мама жива была – постоянно меня ругала. Найдёт где-нибудь за шкафом – сама испугается, меня напугает. «Дурочка, – шепчет, – ты чего сюда забилась?!»
Сумерки, тяжесть – опять иллюзия. Надо что-то одно, это метание давит. Теперь известно – для того и делается. Разводы в означенном и тропы, уводят вдаль. По просекам, сквозь чащу – ни лучика, ни блика, деревья черны, но голубая полоска имеется. Сверху. Чудно, как в сказке. Пожелаешь – исполнится.