Правда, рассуждать так мальчик начал только тогда, когда вырос. Ему было, что вспомнить и в оглядке сравнить. Единственного, чего он не может простить дяде Ленину, так это того, что мечты оказались такими несовершенными.
Тогда же, в том зеленом парке, маленькому мальчику с большим мороженым в руках тем более неведомы были идеологические хитросплетения взрослых. Он смотрел на мир с солнечной простотой. Наслаждался весной, каруселями, веселым, щедрым папой в кои веки рядом. И подсознательно благодарил дядю Ленина, о котором везде ему говорили, как о мудром и добром волшебнике, благодарил за то, что он создал этот солнечный мир с его красными знаменами и странными джиннами, вдруг попадавшимися на пути.
И в действительности не все было таким уж одинаковым! Например, такие пляшущие и поющие джинны из восточных сказок встречались только там – в тех южных краях, где мальчику суждено было родиться. Как в памятном мультфильме про наследство волшебника Бахрама, вылезая на поверхность земли из сточного люка, они контрастировали своими расписными халатами и тюбетейками в красном социалистическом мире, заселенном светскими пиджаками и платьями. И никто не запрещал этим джиннам и пери говорить на своем языке, петь свои песни, одеваться в свои цветочные одежды и чтить заповеданное предками. Их настоятельно просили разве что не делить волшебников на правильных и неправильных, праведных и неправедных, своих и чужих, не плевать в памятники, не кликать теней прошлого, не обольщаться несбыточным и ценить тот хрупкий мир, который всем вместе удалось изваять из песка и камня. Но наследство Бахрама, черным духом выпущенное из средневековой лампы, оказалось тлетворнее.
Мальчику же тот пока еще веселый джинн запомнился на всю жизнь. Это был праздничный джинн. И не то, что он удивил его своим джиннством: такие – пусть и не в столь нарядных, вышитых золотыми нитями, восточных одеяниях – иногда встречались на улицах и в обычной жизни. Как встречались и останавливали взгляды на городских проспектах и девушки-пери в ярких атласных платьях, словно вытканных из бухарских роз. Нет, не их присутствие как таковое удивило мальчика. Джинн и пери вокруг него тогда на открытой сцене в парке удивили мальчика своей громкой, заводной, искрящейся радостью. Такой нездешне сказочной. Такой непохожей на ту чинную и сдержанную воспитанием толпу советских людей, которые в удивлении окружили сцену.