«Как вовремя!», – успел подумать он, прежде чем схватиться за воздух и неловко упасть, распластавшись на траве.
– Ты чего там, ранен? – прозвучал над ухом обеспокоенный голос. Мужчина присел рядом, опасливо огляделся вокруг и внимательно посмотрел в глаза Алану. От подскочившего давления зрение немного плыло, голова неприятно кружилась.
– Нор… Нормально, голова закружилась с голоду, – ляпнул Алан первое, что пришло в голову.
– Ты из попрошаек что ли будешь? – В голосе кузнеца зазвенела сталь, он нахмурился и пригладил аккуратную большую бороду.
– Нет, – мотнул головой Алан и поморщился. – Кузнец странствующий, заблудился несколько дней назад, не ел ничего.
– Вот оно что, – задумчиво ответил мужчина. – Ну, пойдем, что ли, в дом. В себя придешь. Погоди немного.
Кузнец поднялся, вернулся к горну, разгреб кочергой угли и положил поковку на край, где огоньки уже почти погасли, затем помог Алану встать на ноги, бросив мимолетный взгляд на натруженные руки, и провёл к дому.
Внутри было довольно темно: большая комната встретила Алана тусклым светом нескольких свечей на добротных железных подсвечниках, собирающих стекающий воск, массивным дощатым столом с двумя лавками, каменной печью, отдалённо напомнившей Алану старинные русские печи, да высокой двухместной кроватью. На ней сидела светловолосая женщина в длинном простом платье не то серого, не то коричневого цвета.
– Садись, – приказным тоном велел кузнец. Он подошел к женщине, что-то шепнул ей на ухо, и та, кивнув, отправилась к печи.
«Жена, наверное», – на автомате подумал Алан, присаживаясь с края скамьи. Ноги потряхивало от напряжения, будто мышцы переплелись в твердые стальные канаты, которые пронзали тысячи колючих иголок.
Женщина отодвинула в сторону полукруглую заслонку, закрывающую нутро печи, и длинной железной рогатиной подтащила к себе большой глиняный горшок. Достав с полки глубокую миску, она доверху наполнила её чем-то вроде каши, поставила ее перед Аланом и положила на стол деревянную ложку. Каша пахла незнакомо, но очень уж приятно, и парень, благодарно кивнув, набросился на еду. Однако вскоре, когда тарелка опустела, вместо приятного чувства насыщения живот скрутила острая резь. Такое бывало, когда Алан за работой пропускал несколько приемов пищи, а вечером набивал желудок доверху.