Кайя всегда находила утешение в своих фантазиях – в магии, которую она сама создавала для себя. В этих фантазиях она становилась волшебником, способным вырваться из реальности, где царили бедность, страх и безысходность. В мире, который она рисовала в своём воображении, не было места для лишений и боли. Она могла изменить реальность, творить чудеса, создавать мир, в котором не было бы тяжёлых ночей, где всё, что она могла бы захотеть, становилось возможным. Это были её личные мечты, её собственная сила, дающая надежду, когда реальность становилась слишком тяжёлой.
Но сегодня в воздухе витал особенный холод. Несмотря на всю её заботу о брате, она не могла избавиться от чувства, что что-то было не так. Это ощущение росло, как туман, медленно наполняя пространство, поглощая её мысли. Шорох в соседней комнате заставил сердце пропустить несколько ударов. Эмрик, сидя на полу, что-то бормотал себе под нос. Кайя прижала ладонь к холодному стеклу и перевела взгляд в его сторону. Звук был странным, как если бы кто-то тихо постукивал в стену. Это было не похоже на его обычную тихую речь. Эмрик всегда был спокойным и уравновешенным, и этот странный звук казался чуждым ему.
Она не могла объяснить, что именно тревожило её, но что-то в этой ночи было не таким. Может, это были те самые слухи, которые ходили по городу: исчезновения детей, которых никто не мог найти, или таинственные события, о которых старики шептали друг другу, избегая говорить вслух. Эти разговоры, кажется, уже давно перестали быть простыми байками. И вот, стоя у окна, смотря на тусклое мерцание огней в воде, Кайя ощущала, как в её душе что-то начинает меняться. Вода в канале, как зеркало этого мира, что-то скрывала, что-то было готово всплыть на поверхность.
Тогда, как будто в ответ на этот внутренний зов, её взгляд скользнул по старому зеркалу в углу комнаты. Это зеркало было неотъемлемой частью их дома, с тех пор, как Кайя себя помнила. Оно висело на стене, среди потёртых кирпичей и сгнивших деревянных балок, не вызывая лишнего внимания. Оно было просто частью старого дома, частью её жизни. Но сегодня что-то изменилось. Это было не просто зеркало, а нечто большее, нечто, что скрывало за собой неизведанное. Оно не потускнело, как следовало бы ожидать от старинного предмета, а напротив – сияло. Его поверхность блестела, как только что отполированная, отражая тусклое солнце, как некое невидимое присутствие. Зеркало стало ярким, холодным и требовательным, словно что-то чуждое и тревожное просыпалось в его глубинах.