Я тут же собрался и постарался придать голосу непринуждённость, даже некоторую весёлость:
– Привет, Алёнка. Как вы там? Бабуля-то дома?
Тут же получил ответ:
– Кто это?
– О-ой, Алёнка, не узнала! Богатым буду. – и продолжив уже по-свойски, деловым тоном: – Это я. Бабулю позови. – я приготовился, услышав ответ, задавать вопросы и дальше, да вот только быстрого ответа не последовало.
В наступившей паузе, поначалу, были слышны какие-то шорохи. Потом я услышал приглушённые шаги – это, как я понял, Алёна, не отключая телефона, перешла из комнаты в комнату. А потом раздался её голос, но не в микрофон:
– Де-ед! Тут… звонит кто-то… Поговоришь?
Чувствуя подступающую слабость, я услышал приглушённый ответ: «Ну… Только зашёл. Прям, секунда!» И тут же сочный, Алёнкин голос – теперь она говорила в микрофон, возвестил:
– Бабушка на работе. Сейчас дедушка подойдёт.
И я как будто бы, со всей своей дури, налетел на железобетонную балку:
– Какой такой… дед. – на затухающей инерции своей логики, ещё до конца не осмыслив услышанное, промолвил я и закрыл глаза.
– Какой… – невразумительно сказала Алёнка, но тут же с нажимом и добавила: – Мой, дедушка. А вы, кто?
– Я? – упавшим голосом переспросил я.
– Ну… да. – раздался неуверенный Алёнкин голосок.
С наплывающим чувством неотвратимой потери, я назвал своё полное имя, присовокупив к нему и дату рождения, и в конце попытался обозначить вопрос:
– Твой… дед. Да?
– Да. Это мой дедушка. – с некоей живинкой отозвалась Алёнка. – Вы его знаете? Он сейчас подойдёт. – и, уже не в микрофон, крикнула. – Де-ед!
В ответ раздалось, приглушённое расстоянием:
– Уже-е.
И через мгновение в трубке прозвучал сочный, и до боли знакомый, голос:
– Ну! Слушаю!
Дыхание где-то застряло и я застыл, не в силах вымолвить ни слова.
– Чё молчим-то?! Ну!.. Новая психичска фишка что ль?! Слышь, урод! Я ж вам сказал, долбаёбам, кому давали, вот тому и звоните! С-суки. – и связь прервалась.
Я опустил телефон. Мой мозг сверлила только одна мысль – то, о чём он говорил, мог знать только он, то есть… С тягостным ощущением скатывания по наклонной и разливающимся, гнетущим чувством тоски я тихо сказал:
– А я тогда… кто.
И мой разум суетливо заметался, горячечно, как пинг-понговый шарик, шарахаясь только между двух определений – то принимая всё это за какую-то чудовищную ошибку, а то тут же, обнадёживая себя спасительной догадкой, что это чей-то жестокий розыгрыш, и ускоряясь в выборе чего-то одного, никак не мог этот выбор осуществить…