Уже разменялись пленниками, Хенрика увели под руки в обоз Волкова, Кропп и два кавалериста ушли сами. Мимо него и принцессы провели ублюдочного свинаря, здоровенных Жужу и Гошпу. Бабы на него и принцессу не смотрели, шли, морды в землю опустив, а вот Ёшка, выродок кровавый, шёл да скалился, улыбался, сволочь: дескать, что? Съел?
Волков тут и сам усмехнулся, глядя на его глупость, хоть и тяжело ему было.
«Скалишься, дурак, – ну скалься, скалься. Тебя вместе с бабами этими зарежут в ближайшем овраге, чтобы вы до Трибунала не дожили, для того вас и меняли!».
Впрочем, он был рад, что вернул Хенрика и Кроппа. Пусть даже так.
Можно было и расходиться… Разъезжаться. А принцесса всё стояла одинокая неподалёку. Ни служанок, ни фрейлин. Один фон Готт рядом с нею, и тот с коня не слазит и оружие из рук не выпускает.
«Неудельная она какая-то. Одинокая. Хотя и такая аппетитная».
Наверное, именно поэтому, глядя на неё, наглый господин по имени Спасовский всё никак не может успокоиться и отнятым серебром не удовлетворяется, видно, оно для него сейчас не самое главное, и посему он вдруг говорит, как будто не маркграфине, а больше самому генералу:
– Ваше Высочество, и всё-таки главы города считают, что вам нет нужды продолжать путь с бароном. И если он вас к тому принуждает, или неволит, или, к примеру, вам не угоден отчего-то с ним путь, так мы покорно просим вас о том нам сообщить, мы сами проводим вас на ваше предпочтение, хоть в ваш Швацц, хоть в наш Туллинген.
И тут уже ярость накрывает генерала, тем более что видит он, как уже расслабленные, казалось, улыбающиеся лёгкой победе городские командиры вдруг, как по команде, становятся снова серьёзны. Лица их на глазах окаменели.
«Ублюдок… Злодей неугомонный. Чего же ты добиваешься? Да и вообще кто ж ты такой? И эти стоят, как обгадились, едва он слово сказал, а они уже слушаться его готовы… Вонючие бюргеры, пузаны, рыцарство чернильное!».
И так его обозлили слова этого мерзавца, так раззадорили, что ему вдруг и полегче стало. Отступила подкрадывающаяся немощь… И он, не дав принцессе ответить, заявляет уверенно и грозно, а главное, громко, чтобы все городские слышали:
– Я, Иероним фон Эшбахт барон фон Рабенбург по прозвищу Инквизитор, заявляю: волею моего сеньора герцога Ребенрее Оттона четвёртого маркграфиня Винцлау проследует в свой доменный город Швацц под моей защитой, – и тут он уже едва не кричит, чтобы из-под шлема было всем, всем слышно: – А иначе, господа, доставайте оружие!.. И клянусь всемилостивейшим Господом, что четверть людей ваших умрёт сегодня здесь, а ещё четверть завтра и послезавтра скончается, корчась от ран; а ещё четверть хоть и выживет, так увечными на век останется!.. И только заплатив такую цену, вы заберёте у меня Её Высочество… – и тут Волков вспоминает ещё: – И серебро, кстати, тоже!