По своему обыкновению, я робел перед ней, и ни за что бы не признался, что испытываю какие-то особые чувства, кроме дружеской симпатии. Так, раздираемый внутренними противоречиями, я прожил еще один год.
Когда мы получили квартиру на Спецстрое, я мог торжествовать вдвойне. Мало того, что здесь жили все мои теперешние приятели, но и совсем рядом находился ее дом. Я даже мог видеть ее окна, не выходя из своей квартиры, стоило только зайти в комнату сестры и отодвинуть занавеску. Но нет, этого мне было мало. И я устремлялся на улицу и в темноте маячил перед ее окном, дожидаясь, чтобы мелькнул в нем заветный силуэт.
У меня до сих пор сладко замирает сердце, когда я вспоминаю ее тоненькую фигурку за окном и серебристый блеск листьев пирамидальных тополей, и теплый ветер, и гудки далеких пароходов на штормящем море. Я уходил, когда гасло ее окно.
Потом еще бродил допоздна по затихшим улицам, забирался в парк и услышал первого в своей жизни соловья. Для того чтобы удостовериться, что это, действительно, был соловей, я еще засветло подкрался к поющей птичке почти вплотную и увидел ее, невзрачную, коричневатую сидевшую на ветке слегка сгорбившись, но издававшую удивительно громкие красивые трели.
И тогда я решился. Я пригласил Лясю на свидание. И мы вместе слушали, как поет соловей. И … ничего не произошло. Наверное, я был очень неуклюжий ухажер. Больше того, и свиданий больше у нас не получалось, и девушка, относившаяся ко мне если не с приязнью, то во всяком случае без предубеждения, начала вдруг сторониться меня.
Так продолжалось довольно долго. Мы окончили десятый класс и перешли в одиннадцатый. Мы бывали в общих компаниях и даже отправились однажды в двухдневный поход на моей лодке, но я постоянно чувствовал холодок в ее взгляде, и мне очень хотелось его растопить.
К тому времени мы уже довольно сильно изменились, даже чисто внешне, но мне по-прежнему хотелось добиться ее расположения.
И тогда я написал стишок, совсем не похожий на мои прежние опыты в этом жанре. Больше того, в отличие от безвестной судьбы своих прежних опусов, я показал его девушке.
И у меня получилось. Наладились с ней теплые, доверительные отношения, как ни с одной девушкой из моего бывшего класса.
В конце апреля 1967 года я первый раз летел на самолете. Наш Ту-104 легко взмыл в серое туманное небо. Когда он накренился, делая поворот, я увидел через крыло отсыревшую землю с грязными клочками снега по оврагам, темный лесок, и вот все уже исчезло в белых облаках тумана.