Нашего гендира я видела однажды и мельком, а вот его заместитель Амир Каримович частенько к нам заглядывал. Он вообще, как мне показалось, любил шерстить отделы на предмет юных и прекрасных. Ко мне подкатывал, но Галина Сергеевна, очень серьезная и строгая, выгнала его взашей. Она признавала авторитеты, но терпеть не могла кобелей.
Сегодня я увидела его… Давида Каримовича Черкесова. Нет, это не мой случайный мужчина, но похожи поразительно! Только Адель лет на пять-семь моложе и гибче. Давид заматеревший, взгляд тяжелый и прожженный, словно бы он видел нас всех насквозь, и содержимое ему не нравилось. Так я думала секунд десять, затем он улыбнулся, обаятельно сверкнул глазами, дал позитивный вайб: он пошутил, все посмеялись – супер-босс, девчонки из административного отдела чуть трусиками его не закидали. Я подобралась ближе к ним: мне нужно узнать, хочется понять, не ошиблась ли я.
– Девочки, – остановилась в толпе красоток, – а у Давида Каримовича случайно нет брата?
Адель Каримович…
Это слишком красноречиво, чтобы быть простым совпадением.
– Амир, – на меня посмотрели, как на недалекую.
Я хотела закатить глаза, но мило улыбнулась:
– И все?
– Есть еще Адель, он средний брат. Но у него другой бизнес, – поделилась со мной Катерина, секретарша босса. – Богат, красив, не женат, – краткая выдержка особо важной информации. – Только там дохлый номер, подруга. Его такая мегера пасет, у-у-у!
Я не очень поняла, что это значит, да и не нужно мне. Просто теперь я хотя бы знала, с кем переспала. Все-таки такие вещи должны оставаться в памяти. Думаю, больше наши пути не пересекутся…
– Майя? Майя! – Зара ломилась в ванную. Я заперлась изнутри и дрожала. Слез не было, только неверие. Как? Как?! В руках горел тест на беременность. Мозг отказывался воспринимать плюсик на индикаторе. Неужели это возможно? Что теперь делать? Я ведь толком не знала мужчину, от которого умудрилась залететь. – Майя, девочка, да что случилось?!
Я подошла к двери и открыла. От Зары у меня не было секретов, и о шальной ночи она знала. Возможно, поможет мне решить эту проблему. Я не могу и не желаю рожать в двадцать лет!
– Что? – любимая няня осматривала меня с беспокойством, а я дала волю разъедавшему душу отчаянию. Это невозможно. Несправедливо. Горько и обидно.