Что же, это похоже на простенький план, имея который даже как-то дышать стало легче. Нужно вплотную заняться построением новых планов. Они явно облегчают жизнь и придают уверенности. То, что я довольно быстро справился с заданием, явно приободрило и капитана, и Чухоню. Когда я доел вторую тарелку каши, они снова отправили меня в машинный отсек, но теперь уже с большой кружкой чая и печатным медовым пряником. Вот тут, чтобы сдержаться и не откусить половину, пришлось приложить изрядное усилие воли. Похоже, даже когда то, что могло вселиться в меня, проявит себя по полной, бороться с ним будет легче, чем с собственной прожорливостью.
Ускорившись, я чуть не расплескал чай, но донёс всё в целости и сохранности. А ещё через минуту понял, что если бы позарился на чужое, то последствия были бы печальными. Гордей аккуратно взял в руки кружку, снял с неё пряник и с наслаждением вдохнул его запах. Затем, в предвкушении прикрыв глаза, откусил кусок. Похоже, наш механик ещё тот сладкоежка. У меня тут же зародился ещё один план, и в этот раз всё моё нутро чуть не взбунтовалось. Пойти на такие жертвы внутренний проглот был не готов.
Поздно, дружок, это раньше ты мог мной управлять, а сейчас я думаю не желудком, а головой. Десерт мне выдали только в одном экземпляре. Очень хотелось потребовать ещё один пряник, но по угрюмой физиономии Чухони понял – не даст. Печально, учитывая то, что я запланировал сделать через пару минут.
Я не стал пить чай на корме и отправился к Гордею. Механик, когда увидел, что спускаюсь к нему в третий раз, наградил меня раздражённым взглядом, который тут же сменился на удивлённый, потому что я без лишних затей протянул ему свой печатный, медовый и очень вкусный… да успокойся ты уже!
Свой десерт Гордей уже доел. Знак, который он мне показал, я не понял, но догадался, что немого интересуют причины, по которым я пошёл на такие жертвы. Старательно… как же это называется? Во! Старательно артикулируя губами, я произнёс:
– Научи.
Для убедительности начал показывать кистями рук всякие кракозябры, чем вызвал недовольную гримасу на лице Гордея. Он с минуту думал, затем неожиданно для своей вечной суровости улыбнулся, взял пряник и, разломив его, половину протянул мне.
После того как мы молча закончили обедать, он достал кусок чёрной фанеры и особый, похожий на карандаш мелок. Повесив эту штуку на переборку, за которой продолжали ухать работающие механизмы, механик написал мелком «я». Затем ткнул пальцем себе в грудь.