Я услышал неясный звук, словно где-то запела флейта – далеко, так далеко, что мелодию было не различить; но в этом неуловимом звуке было что-то очень знакомое, что-то из детских лет, счастливое и спокойное, невозможное в моей новой жизни.
Песчинки продолжали кружиться. Мороморо с белым лицом смотрел на них неподвижным взглядом. Губы его дрожали. Золотое веретено песка стало набухать и расти, превращаясь в прозрачный шар и постепенно утрачивая прозрачность. Шар вращался в туманной дымке, на поверхности его проступали зыбкие, неясные контуры; я смотрел на это волшебное превращение и узнавал в рисунке на сфере знакомые очертания материков.
Далёкая йота флейты выплывала из глубины памяти.
Земля. Которую. Я. Оставил.
Женщина. Которую. Я. Любил. Которую. Я. Люблю…
В зарослях марсианской акации послышался слабый звук – лопнула на дереве кожа? по песку прошелестела огнёвка? Мороморо выбросил вперёд руку, и призрак Земли исчез, развеянный струёй сквозняка.
– А, Лунин, ты?.. – Мороморо косо посмотрел в мою сторону, поднялся и отряхнул ладони. – Ну, пойдём, раз проснулся. – Веселья в его голосе не было.
Я вспомнил суматошную ночь, окрашенную в огненные цвета. Наверное, маэстро не выспался.
Мы двинулись по тесной тропинке; Мороморо шёл впереди, раздвигая хлёсткие ветки и морщась, когда коготки акации цеплялись за его помятый хитон.
– За ночь не передумал? – спросил он меня внезапно, останавливаясь и улыбаясь мне хитроватой своей улыбкой. – Деточки мои тебя полюбили. – Он мне подмигнул. – Только ты особо не расслабляйся. Любовь – девка опасная. А ты человечек слабый. Плоти́н, к примеру, – знаешь такого? – (Я знал такого, но промолчал), – стыдился, что пребывает в теле, в отличие от тебя, Лунин. Уж ты-то на Земле, небось, не стыдился, что пребываешь в нём. Усладами телесными себя тешил…
Он пошёл по тропинке дальше, насвистывая про златокудрую вульву.
– Пока ты спал, – продолжал он, не останавливаясь, – ветер марсианский переменился, и сценарий пришлось немного переписать. Теперь ты будешь у нас главный герой. Что-то вроде генералиссимуса. А я ухожу в тень. Поработаю обыкновенным статистом. Зато тебе вся слава достанется.
– Куда мы сейчас идём?
– К нашему летучему кораблю. Слышишь шум? Это ветер поёт в снастях. – Он снова стал болтливым и шумным, как в тот день, когда я встретился с ним впервые. – Делия! Тебе нравится это имя? Ты вслушайся, как звучит: