– То есть не сидит ли в голове у какого-нибудь английского задрота Пальмерстон?
– Откуда ты только такие ужасные слова знаешь.
«Hat der Teufel einen Sohn, so ist er sicher Palmerston».
«Константин Петрович!!!»
– Так что, сидит?
– Вась, я не знаю. На родине это в любом случае никак не скажется.
– Почему?
– А мы с тобой мощно влияем на политику государства? Вот поэтому.
«Всё впереди».
– Константин Петрович смотрит в будущее.
– И что он там видит?
«Документы, которые нужно подготовить для Мурина».
– Мою смерть от переутомления.
– Плохо он ещё тебя знает.
– Я, между прочим, не навязывался, – с достоинством сказал Вася. – И скажу тебе и всем остальным: был бы очень рад, если бы и мне никого не навязали.
– …Говори что хочешь, а нам повезло. В конце концов, это мог быть Чернышевский. Или Желябов. Как бы тебе понравился, Васнецов, Желябов в твоей голове?
– Я не уверен, – начал Вася.
«Это террорист, убийца Александра Второго. Его повесили».
– А! Нет, никак бы не понравился.
– Савинков – ещё куда ни шло, – задумчиво продолжала Шаховская. – В Савинкове есть что-то неотразимое. Авантюрист, садист и нарцисс с железной волей… Красивый, Константин Николаевич, красивый… На нашего Шпербера похож, если верить фотографиям.
«Это единственное, что Константина Николаевича интересует? Вася, он же её растлит окончательно!»
«Грустная правда, Константин Петрович, заключается в том, что она этого хочет».
– Шепчетесь? Шепчутся! Васнецов, ты б себя видел, когда вы вот так шушукаетесь, как две кумушки под забором.
– На завалинке!
– Разница невелика.
Шаховская могла смеяться, но её собственное лицо отражало бурную смену чувств и мыслей. Думала она быстро, чувствовала остро, и каждая удачная шутка во внутреннем диалоге вспыхивала на этом подвижном, искреннем лице прерывистым светом, как те зарницы, которыми вели беседу тютчевские глухонемые демоны.
И я впервые подумал, что происходящее может оказаться для этих молодых людей непосильным.
8
Меня преследует образ склонившегося над бильярдом человека. Его голова и руки в круге света, в полутьме за спиною стоят или проходят другие игроки и те, кто наблюдает за игрой: они как тени. Кто этот человек? Я его не знаю, не знаю даже, враг ли он мне. Какая-то связь существует меж нами, и меня беспокоит, что я не могу её определить.
Хорошо человеку на маленьком деле в медвежьем углу! Многого он не видит, а потому не пугается. В спокойном сознании исполненного долга, в узком кругу людей и обязанностей, не зная, что роковые события грядущего уже бросили свою тень на его мирные дни, – и слава богу! Как смог бы он жить и действовать, стань его горизонт шире, понимание глубже, узри он воочию, какая неразбериха царит среди сильных и вящих, сколько наверху легкомыслия и мелочного эгоизма, какие грозовые тучи собираются над страной.