А я им мстительно отвечу: да много чем, но, главным образом, занимались они совокуплением – и, заметьте, не обычным совокуплением, которое еще можно было бы объяснить тем, что сам я уже почти три дня как ни с кем не совокуплялся, а совокуплением межвидовым – то есть кошки совокуплялись со змеями, змеи с хорьками, хорьки с осами, осы с собаками, собаки с муравьями, муравьи с крысами, а крысы ползали по моей спине, намереваясь совокупиться со мной!
Тут мой покладистый читатель, начинающий уже было подозревать меня в желании совокупиться с тем отделом его мозга, что отвечает за терпение, немного оживится и спросит: «А скажи-ка, Джо, удалось ли крысам осуществить задуманное? Получилось ли это у них?» И мой ответ – нет! Они не успели, потому что сон изменился, дом ожил, стал вдруг угрожающе живым и зыбким, и я увидел кое-что похуже любвеобильных крыс, когда, пытаясь обнаружить источник этого тревожащего меня движения, начал осматриваться там у себя внутри сна.
В нем тоже была комната очень похожая на ту, в которой я засыпал, но только теперь она сильно увеличилась в размерах. Оружие исчезло, и свет шел из ее середины, где горела одинокая свеча. Она почти ничего не освещала, зато, как водится, производила огромные колышущиеся тени, которые лишь усиливали общее ощущение тревоги.
Пытаясь найти причину этого тревожного чувства, я стал вглядываться в темноту – туда, где раньше находилась стена с двумя окнами, обращенными во внешний двор. Стена эта как будто шевелилась там, во мраке.
Я поднялся, обошел стороной бесполезную свечу и сделал несколько осторожных шагов, погружаясь во мглу. Спустя несколько напряженных мгновений мои глаза различили какие-то многочисленные шевелящиеся светлые пятна на темном фоне.
Я приблизился еще немного – и вдруг увидел нечто такое, из-за чего горло помимо моей воли выдавило нечто напоминающее жалобный щенячий писк: из стены, вдруг бесконечно раздавшейся во все стороны, выступили тысячи, миллионы, миллиарды человеческих лиц, скорченных в муке смертельной агонии; миллиарды глаз, не отрываясь, смотрели на меня, иссушенные руки были умоляюще воздеты ко мне, а растрескавшиеся губы кривились в тщетной попытке исторгнуть некий вопрос, ответ на который, как я каким-то образом понял во сне, был известен только мне одному!