Когда Грейс узнала, что Норма Джин снова осталась одна, она стала чаще звонить ей и приглашать в гости. Но заметила, что приёмная дочь стала отдаляться от неё. Всё чаще и чаще она получала на свои приглашения и звонки отказ. Это ещё следовало из того, что к 1946 году Грейс уже была сложившейся алкоголичкой, временами неприлично фривольной и шумной, временами подавленной и рассеянной. Норма Джин старалась держаться от неё на расстоянии.
Из своего маленького убежища в квартире Аны Лоуэр Норма Джин выходила главным образом для работы фотомоделью и манекенщицей. Каждый день ей звонили из агентства «Синяя книга» с предложениями о работе.
В феврале 1946 года Норма Джин уже позировала шотландскому фотографу Уильяму Бернсайду. Её красота и готовность сотрудничать очаровали его.
Затем она позировала художнику Эрлу Морену, который платил ей по десять долларов за сессию и фотографировал в разных нарядах. Эти снимки он продавал компании «Браун энд Биглоу», выпускавшей художественные календари.
Когда она видела фотоаппарат, то преображалась. Но как только снимок был сделан, она снова становилась прежней, не интересуясь окружающим.
У неё был удивительный дар вызывать сочувствие у людей, даже у тех, кто знал о её склонности играть на чужих эмоциях.
Актёр Кен Дюмейн и Лидия Бодреро, подруга Нормы, вспоминают, что в 1946 году модели часто назначали по два и даже три свидания в день. Но с Нормой Джин всё было иначе: прогулки в кино, на пляж или на танцевальную вечеринку, но не более того. У неё не было репутации легкодоступной девушки, несмотря на встречи с несколькими молодыми людьми.
Весной 1946 года Норма Джин обнаружила в почтовом ящике письма от Глэдис, которая умоляла её позволить ей переехать к ней. Норма Джин выслала матери в Портленд деньги на дорогу, и они делили одну кровать и две небольшие комнаты на Небраска-авеню. Это была последняя, неудачная попытка Нормы Джин сблизиться с матерью.
Джим, приехавший в апреле в гости, наткнулся на Глэдис, которая окинула его тупым взглядом. Было ясно, что она не в состоянии позаботиться о себе, но и её дочь не могла взять на себя эти обязанности.
Сущность психического заболевания и эмоциональных проблем Глэдис не ясна, поскольку сохранившиеся в семье заключения врачей не дают однозначного ответа. Глэдис не страдала галлюцинациями, паранойей или шизофренией, но самоустранилась из нормальной жизни. Она не могла поддерживать человеческие отношения и выполнять работу. В 1946 году ей не могли помочь ни какой-то человек, ни деньги.