Меня учили его любить. Восхищаться им. Быть счастливой, если ему хорошо. Говорить о том, что интересно ему.
И я искренне верила, что Лаэрту Телеро тоже преподают науку, как стать хорошим мужем для дочки графа.
Но даже если так и было, эти уроки Лаэрт явно прогуливал или флиртовал с преподавательницей.
Семнадцать лет своей жизни я училась быть ему нужной.
А он счел это скучным и бесстыдно искал развлечений в объятиях других женщин.
И вот теперь я сидела в своей темной спальне и глотала слезы, вспоминая наш совместный досуг. Такой редкий, и такой для меня желанный.
– Меня зовут Лаэрт, – важно представился мой нареченный, когда нас знакомили на специально созванном для этого балу, – и я буду теперь тебя защищать от других мальчишек. Если кто-то тебя обидит, скажи мне и я разобью гаду нос.
Всплывшая в памяти картинка была нестерпимо болезненной. Громко закричав, я схватила первое, что попалось под руку и швырнула об стену. Судя по звуку, это ваза.
А милые моменты прошлого продолжали кружить в моей голове вереницей.
Вот меня впервые сажают на лошадку. И Лаэрт с серьезным видом дает мне советы. Ведет себя как опытный наездник в свои четырнадцать.
Серьезным? Или, может быть, скучающим? Он тогда уже подросток, а мне всего девять. Глупая девчонка. Вряд ли я ему нравилась.
В стену полетел стакан.
Темный прямоугольник двери распахнулся, впуская свет и напуганную нянюшку Эмму.
– Метрис Зелла, что у вас тут происходит?
Следом за Эммой в комнату влетела моя матушка и включила люстру.
– Зелла! Ты плачешь! И посуду бьешь! – мама оценила быстрым взглядом размер разрушений. – Что-то с Лаэртом? Ты виделась с ним сегодня днем?
– Да, – простонала я, – с ним. Он… он…
– Что, неужели обидел тебя? – лицо матери исказилось. – Мальчишки бывают такими жестокими. Все потому, что они ужасно толстокожие.
– Лаэрт Телеро, – начала я с усилием, уверенная, что смогу сказать самое главное и потребовать отменить помолвку, – он… такой прекрасный!
Завершила я хриплым голосом и зарыдала еще сильнее.
Я не могла сказать ничего плохого об этом подонке. Слова правды, слетая с моего языка, превращались в похвалу Лаэрту.
– О, моя дорогая! – матушка растроганно всплеснула руками и опустилась рядом со мной на кровать. – Так мило видеть тебя влюбленной, моя девочка! Как же я надеялась, что ты познаешь это великое чувство.